hof259

Элиза не ответила сразу. Она откинула капюшон, и её волосы, тёмные с редкими седыми прядями, упали на плечи. Её лицо, освещённое фонарём, выглядело старше, чем он ожидал, но глаза горели молодой, почти пугающей решимостью.

— Они не из нашего мира, — сказала она наконец. — Пустота, что за гранью, — их дом. Они не живые и не мёртвые, не духи и не демоны. Они голод. Чистый, бесконечный. Твой револьвер, заряженный осколками пустоты, пробивает грань, как игла ткань. Каждый выстрел — это трещина, через которую они могут пройти. И они чуют тебя, Сэмюэль. Твою кровь.

— Мою кровь, — он нахмурился, вспоминая серое лицо под капюшоном, назвавшее себя его отцом. — Почему?

Элиза посмотрела на посох в его руке. — Твой отец смешал свою кровь с осколками, когда ковал револьвер. Это сделало его — и тебя — частью грань. Ты не просто носитель оружия, Сэмюэль. Ты её страж. И её слабое место.

Сэмюэль стиснул зубы. Он хотел возразить, сказать, что не просил об этом, что не хочет быть ничьим стражем, но слова застряли в горле. Вместо этого он спросил: — И что в Бостоне? Как мы закроем грань?

Гидеон поднял голову от свитков. — Там есть место, — сказал он, поправляя очки. — Старый маяк на краю города. Он построен на разломе, где грань тоньше всего. Если мы используем твой револьвер и посох, чтобы запечатать его, мы сможем остановить вторжение. Но…

— Но? — Сэмюэль прищурился.

— Это не просто ритуал, — вмешалась Элиза. — Чтобы закрыть разлом, нужен якорь. Что-то, что свяжет грань с нашим миром. Твой отец думал, что это оружие. Но мы считаем, что это ты.

Сэмюэль замер. — Я? Вы хотите сказать, что я должен что?

— Мы не знаем точно, — признался Гидеон, избегая его взгляда. — Но кровь, что течёт в тебе, — она может стать мостом. Или жертвой.

— Жертвой, — повторил Сэмюэль, и в его голосе появилась горечь. — Вы хотите, чтобы я умер за это?

— Мы хотим спасти мир, — резко сказала Элиза. — Если есть другой способ, мы найдём его. Но времени мало.

Повозка замедлилась, и Джек поднял руку, призывая к тишине. — Мы почти на месте, — прошептал он. — Но что-то не так.

Сэмюэль посмотрел вперёд. Городские огни Бостона уже виднелись вдали, но зелёный свет на горизонте стал ярче, пульсируя, как сердце. А затем он увидел их — тени, скользящие по полю, словно дым, но с формами, напоминающими людей. Их было десятки, может, сотни, и они двигались к городу, бесшумные, но стремительные.

— Они уже здесь, — сказал Джек, хватая винтовку. — Кольт, готовь свой револьвер.

Сэмюэль встал, чувствуя, как посох в его руке нагревается. Он посмотрел на Элизу, затем на Гидеона, и наконец на тени, приближающиеся к ним. — Если я якорь, — сказал он, взводя курок, — то я не собираюсь умирать тихо.

Элиза кивнула, доставая из-под плаща короткий клинок, покрытый такими же рунами, как на посохе. — Тогда сражайся, Кольт. И молись, чтобы мы ошиблись.

Повозка остановилась, и они спрыгнули на землю. Тени были уже близко, их глаза — пустые, белые, как снег, — горели в темноте. Сэмюэль поднял револьвер, и первый выстрел разорвал ночь, осветив поле ярким, неестественным светом. Тень, попавшая под удар, рассыпалась, как уголь, но другие ускорились, их движения стали резче, голоднее.

— К маяку! — крикнул Джек, стреляя из винтовки. — Мы должны добраться до разлома!

Они побежали, пробиваясь через поле, где тени кружили, как волки. Сэмюэль стрелял, каждый выстрел отзывался болью в плече, но револьвер пел в его руке, словно создан для этого. Посох, который он сжимал в другой руке, начал светиться, руны на нём вспыхивали в такт выстрелам. Он не знал, что делает, но чувствовал, как сила течёт через него, соединяя револьвер, посох и его собственную кровь.

Элиза сражалась рядом, её клинок рассекал теней, оставляя за собой след из пепла. Гидеон, несмотря на свою неуклюжесть, бросал маленькие металлические диски, которые взрывались при контакте с тенями, замедляя их. Джек прикрывал тыл, его винтовка гремела, как гром.

Но теней было слишком много. Они окружали их, сужая кольцо. Сэмюэль чувствовал, как грань дрожит, как она рвётся под напором пустоты. Он посмотрел на маяк, уже видимый вдали, и понял, что они не успеют.

— Элиза! — крикнул он, перезаряжая револьвер. — Если я якорь, что я должен сделать?

Она обернулась, её лицо было покрыто сажей и кровью. — Доверься крови, Сэмюэль. Она знает.

Он не понял, но времени думать не было. Тени бросились на него, и он поднял посох, инстинктивно направив его на них. Руны вспыхнули, и волна света, зелёного, как свет на горизонте, хлынула из посоха, сметая теней. Они кричали, растворяясь, но сила, вырвавшаяся из посоха, ударила и по Сэмюэлю. Он упал на колени, кровь текла из носа, а в глазах потемнело.

— Вставай! — Элиза подхватила его, таща вперёд. — Ты открыл путь, но разлом всё ещё активен!

Они добежали до маяка, старого, полуразрушенного, но окружённого странной, дрожащей дымкой. В центре, где должен был быть огонь маяка, зияла дыра — не в пространстве, а в самой реальности. Грань. И из неё лезли тени, всё больше и больше.

Гидеон упал на колени, раскладывая свитки и куски металла. — Я начну ритуал! — крикнул он. — Кольт, тебе нужно войти туда!

— Войти? — Сэмюэль посмотрел на дыру, чувствуя, как она тянет его, как магнит. — Вы с ума сошли?

— Это единственный способ! — Элиза схватила его за плечи. — Твоя кровь закроет её. Но ты должен решиться.

Сэмюэль посмотрел на револьвер, на посох, на лица своих спутников. Он вспомнил кузницу, слова отца, огонь, что требовал души. И понял, что выбора нет.

— Если я не вернусь, — сказал он, глядя на Элизу, — закончите это.

Она кивнула, и в её глазах мелькнула тень боли. — Мы закончим, Кольт.

Сэмюэль шагнул к разлому, револьвер в одной руке, посох в другой. Грань загудела, принимая его, и мир вокруг исчез. Он почувствовал, как кровь в его венах закипает, как посох и револьвер сливаются с ним, становясь частью его существа. А затем он увидел их — тени, тысячи, миллионы, и за ними нечто большее, древнее, голодное.

И оно знало его имя.

— 42%? — рявкнул Громыхало. — Да я скорее переживу ещё одну пепельную бурю, чем доверюсь этим твоим процентам, жестянка! Мои пушки уже на пределе, а пар заканчивается.

— Тогда молись, чтобы твой пар не подвёл, — огрызнулась Миральда. — Потому что в Глубинах нам понадобится всё, что у нас есть.

Кайра подняла взгляд, её голос был тихим, но твёрдым. 

— Миральда, что, если Тень… если она действительно говорит с тобой? Что, если мы не сможем остановить Разлом?

Миральда посмотрела на Кайру, её сердце сжалось от страха в глазах подруги. 

— Мы кузнецы, Кайра. Мы не сдаёмся, даже когда наковальня трескается. Если Тень хочет говорить, пусть говорит. Я не стану её слушать.

Но слова звучали увереннее, чем она чувствовала. Шёпот Тени, начавшийся в Ледяных Шпилях, теперь был почти постоянным. Он проникал в её мысли, показывая образы Разлома — бесконечной бездны, где её собственная воля растворялась в чёрном пламени. Она сжала резонатор, пытаясь сосредоточиться на Ритме Наковальни, но даже он казался приглушённым.

Тарин, заметив её напряжение, заговорил, его голос был низким и спокойным. 

— Глубины — это не просто место. Это сердце Наковальни, где Ритм родился. Но Разлом исказил его. Третий ключ — последний. Если мы возьмём его, Разлом либо откроется полностью, либо мы сможем запечатать его навсегда.

— А ты, плащевик, на чьей стороне? — резко спросила Миральда, не отрываясь от управления. — Твой медальон треснул, и я видела тень в твоих глазах. Если ты предашь нас, клянусь, я разобью тебя быстрее, чем эти призраки.

Тарин слегка улыбнулся, но в его глазах не было тепла. 

— Я жду, Огнеборода. Жду, чтобы увидеть, хватит ли у тебя сил противостоять Разлому. Но знай: в Глубинах Тень не будет шептать. Она будет кричать.

Глубины Наковальни встретили их жаром, от которого воздух дрожал. Глайдер остановился у края огромного кратера, чьи стены из чёрного камня были пронизаны алыми жилами магмы. В центре кратера зияла бездна — чёрная, как сама Тень, с пульсирующим красным светом в глубине. Над бездной возвышалась платформа, на которой сиял третий ключ Рун, окружённый кольцом огня.

— Это красиво, — прошептала Кайра, её голос дрожал. — И пугающе.

— Энергетическая сигнатура: критическая, — защёлкал Тик-Так. — Вероятность стабильности платформы: 31%. Рекомендация: немедленное извлечение ключа.

— Легко сказать, — буркнул Громыхало, чьи сервоприводы шипели от жара. — Если я расплавлюсь, гномка, это на твоей совести!

Миральда шагнула вперёд, держа резонатор. Ключи в контейнере начали вибрировать, их тепло смешивалось с жаром Глубин. Она чувствовала, как Ритм Наковальни борется с чем-то тёмным, чужеродным. Шёпот Тени стал громче, превращаясь в голос, который эхом отдавался в её черепе: 

— Ты — часть нас. Прими Разлом. Стань им.

Она стиснула зубы, заглушая голос. 

— Тарин, как добраться до платформы?

Тарин указал на узкий мост из обсидиана, ведущий к центру кратера. 

— Мост выдержит, но Тень уже знает, что мы здесь. Будьте готовы.

Команда двинулась вперёд. Мост дрожал под их шагами, а магма внизу бурлила, выбрасывая искры. Вельветто растёкся, прикрывая фланги, но его форма начала шипеть от жара. Тик-Так сканировал окружение, его линзы мигали. 

— Аномалия: приближение сущностей. Вероятность атаки: 94%.

Не успел он договорить, как из бездны начали подниматься фигуры — не призраки, а нечто большее. Их тела были сотканы из огня и тьмы, с глазами, пылающими, как магма. Они двигались с ужасающей грацией, их когти оставляли на мосту дымящиеся борозды.

— Огненные Тени, — прошептал Тарин. — Последние стражи Разлома.

— К бою! — рявкнула Миральда, активируя резонатор. Волна Ритма ударила по ближайшей тени, но та лишь поглотила энергию, став ярче. Громыхало выпустил струю пара, которая заставила тень отступить, но остальные продолжали наступать. Кайра, стиснув молот, ударила по одной из фигур, расколов её ядро, но удар отбросил её назад, опалив броню.

Тик-Так защёлкал: 

— Ядро: нестабильно при перегрузке энергией. Рекомендация: перенаправить Ритм через ключи.

Миральда синхронизировала резонатор с ключами, и Ритм Наковальни стал громче, заставляя тени дрожать. Она направила волну в ядро одной из них, и та взорвалась, осыпая мост искрами. Но их было слишком много, и мост начал трещать.

Тарин сражался рядом, его медальон, несмотря на трещины, испускал слабый свет. Он двигался быстрее, чем Миральда ожидала, но она заметила, что его движения становились всё более хаотичными. Тень в его глазах становилась ярче.

— Тарин, держись! — крикнула она, но он не ответил. Вместо этого он шагнул вперёд, его медальон вспыхнул, и волна света оттеснила тени назад. 

— Идите к ключу! — рявкнул он. — Я их задержу!

Миральда хотела возразить, но Кайра схватила её за руку. 

— Он прав! Мы должны закончить это!

Они бросились к платформе. Огненные Тени пытались преградить путь, но Вельветто, жертвуя собой, растёкся в барьер, замедляя их. Громыхало стрелял, его паровые пушки перегревались, а Тик-Так выпускал импульсы, указывая на ядра.

Миральда добралась до платформы и приложила ключи к третьему, сияющему диску. Ритм Наковальни взревел, и платформа задрожала. Но шёпот Тени превратился в рёв: 

— Ты не можешь остановить нас. Ты — Разлом.

Видение захлестнуло её: она стояла в центре бездны, три ключа сияли в её руках, а мир вокруг рушился. Её глаза горели чёрным светом, а Тень смеялась её голосом.

— Нет! — выкрикнула Миральда, вырываясь из видения. Она ударила резонатором по платформе, синхронизируя все три ключа. Энергия взорвалась, и третий ключ соединился с остальными. Тени взвыли, растворяясь в воздухе, но бездна внизу начала расширяться, выбрасывая волны жара.

— Уходим! — крикнула Миральда, подхватывая Кайру. Команда бросилась назад по мосту, который рушился под их ногами. Вельветто, едва держа форму, полз за ними. Громыхало катился, его колёса дымились. Тик-Так сканировал путь, указывая на безопасные участки.

Когда они выбрались из кратера, Тарин ждал их у глайдера. Его плащ был изодран, а медальон полностью потух. Он выглядел измождённым, но живым. Миральда посмотрела на него, её рука сжала резонатор. 

— Ты всё ещё с нами, плащевик?

Тарин встретил её взгляд, и на миг тень в его глазах исчезла. 

— Пока ты держишь Ритм, Огнеборода, я с вами. Но Разлом не закончен. Он ждёт.

Миральда посмотрела на три ключа, теперь пульсирующие в унисон. Ритм Наковальни был силён, но шёпот Тени не умолкал. Она знала, что впереди их ждёт последняя битва — не с призраками или тенями, а с самим Разломом.

— Тогда готовьтесь, — сказала она команде. — Мы идём в сердце Наковальни. И на этот раз мы либо запечатаем Разлом, либо сгорим, пытаясь.

Глайдер взревел, унося их к последнему испытанию. В глубине души Миральда чувствовала, что Тень всё ещё смотрит — и ждёт.

"Остерегайся," — шептал Хист. "Здесь правит Ткач разлома. Он не крадёт веру, не лжёт — он ткёт реальность заново, и в его узорах ты можешь потерять себя."

Тропа привела Хист-Шептуна к плато, окружённому кольцом скал. В центре возвышалась арка, вырезанная из чёрного камня, но её поверхность текла, словно жидкое стекло, отражая не мир вокруг, а иные места: горящие леса, пустыни из костей, города, где вместо людей бродили тени. Над аркой висел разлом, и из него спускались нити света, тонкие, как паутина, но тяжёлые, будто цепи. Они тянулись к фигуре, что стояла у подножия арки — Ткачу разлома.

Ткач не был человеком, не был зверем. Его тело было текучим, как ртуть, и постоянно менялось: то принимало форму высокого воина, то сжималось в комок света, то распадалось на рой искр. Его глаза — если их можно было так назвать — были двумя провалами, в которых отражались звёзды, которых не существовало. "Ты пришёл," — сказал Ткач, и его голос был как звон тысяч стеклянных осколков. "Но зачем? Реальность — лишь ткань, и я могу сплести её заново. Твой мир, твой Хист, твой путь — всё это нити в моих руках."

Хист-Шептун сжал когти, его чешуя вспыхнула зелёным светом. Он чувствовал, как Ткач тянет нити реальности, заставляя мир вокруг дрожать. Камни под ногами шамана начали плавиться, превращаясь в песок, затем в воду, затем в пустоту. Образы его прошлого — битвы, танцы у костров, голос Хиста — искажались, словно отражения в кривом зеркале. Ткач не сражался, не сеял сомнения — он переписывал само бытие, заставляя шамана сомневаться, был ли его путь реальным.

Хист шептал: "Держи свою нить. Ткач меняет мир, но не тебя, пока ты помнишь, кто ты есть."

Ткач разлома действовал через три силы, каждая из которых разрушала реальность по-своему:

1. Прядение хаоса

Ткач рвал нити порядка, превращая законы мира в хаос. Твёрдое становилось текучим, время текло вспять, пространство сжималось или растягивалось. Люди, попавшие под его власть, теряли ощущение мира, их разум растворялся в бесконечных переменах.

2. Узоры обмана

Ткач ткал ложные реальности, заставляя человека видеть миры, которых не существовало. Друзья становились врагами, победы — поражениями, а дом — пустыней. Эти узоры были так убедительны, что люди забывали свою правду.

3. Разрыв сути

Ткач мог разорвать саму суть человека, отделяя его от его веры, памяти, имени. Те, кто поддавался, становились осколками — тенями без прошлого, блуждающими в разломе, пока не растворялись в его свете.

Хист-Шептун чувствовал, как Ткач тянет его нити. В его разуме вспыхивали видения: его народ, отвернувшийся от него, Хист, чей голос становился чужим, его собственные когти, превращающиеся в песок. Мир вокруг плато менялся: скалы становились реками, небо — зеркалом, арка — пастью, готовой поглотить его. "Ты — лишь нить," — смеялся Ткач. "И я могу оборвать тебя."

Шаман зарычал, его магия вспыхнула, но её свет рассеивался в воздухе, словно поглощённый разломом. Он закрыл глаза, отгораживаясь от узоров Ткача. Он вспомнил мелодию Хиста, ту, что вела его через цепи, зеркала и пепел. Его голос был хриплым, но он пел, и нити в его груди запульсировали сильнее. Он видел свой путь: огонь костров, звёзды над равниной, глаза его народа, полные веры. "Я — нить," — сказал он, и его когти вонзились в землю.

Земля треснула, и из трещин вырвался зелёный свет, как в Пепле надежды. Ткач закричал, его тело задрожало, но он не отступал. Нити разлома сгустились, превращаясь в клинки, что устремились к шаману. Хист-Шептун двигался, его магия разрывала клинки, но они множились, окружая его. Мир вокруг становился хаосом: плато исчезло, и шаман оказался в пустоте, где не было ни верха, ни низа. Ткач смеялся, его голос был как треск рвущейся ткани. "Ты не удержишь реальность. Ты станешь осколком, как все."

Но Хист-Шептун не слушал. Он пел громче, его голос заглушал звон Ткача. Он вспомнил звёзды, что сияли после победы над Пожирателем, и их свет дал ему силу. Его когти вспыхнули ярче, и он ударил по арке. Раздался звук, словно мир закричал. Арка раскололась, и разлом в небе дрогнул. Ткач закричал, его тело начало распадаться, превращаясь в рой искр, которые гасли одна за другой. Нити разлома лопнули, и мир вернулся: плато, скалы, небо, теперь чистое, без разрыва.

Хист-Шептун стоял, тяжело дыша. Его чешуя была покрыта пылью, но он был цел. Край разлома затих, его свет угас, а осколки реальности растворились в воздухе. Хист шепнул: "Ты прошёл. Но путь не окончен." На горизонте шаман увидел новую тропу, ведущую в пустыню, где воздух дрожал, как мираж, а в центре виднелся силуэт, похожий на гигантский глаз, парящий над землёй. Хист назвал это место "Оком вечности". Там ждала новая угроза — не ложь, не пустота, не хаос, а нечто, что знало всё и видело всё.

Хист-Шептун поправил плащ, его глаза горели зелёным светом. Он шагнул вперёд, чувствуя, как нити Хиста поют в его груди.

Послание Хист-Шептуна:

Слушайте, люди, чьи миры рвутся, как ткань. Реальность — это нить, что вы держите в своих сердцах. Ткач меняет её, но не вас, пока вы помните свою песнь. Пойте, даже когда мир становится хаосом, и звёзды будут вашим светом. Хист видит вас, и я иду к Оку вечности, где правда становится судьбой. Держите свою нить — она ваша сила в разломе.

Торн стиснул зубы. — Если его сознание всё ещё активно, мы должны его выключить. Навсегда.

Линь подняла бровь. — Ты уверен, что это Кросс? Может, это просто эхо. Копия.

— Кросс не был человеком, которого легко скопировать, — ответил Торн. — Если он там, он борется. Или управляет. В любом случае, мы узнаем.

Фургон остановился в тени высотки, в двух кварталах от «Криптоникса». Спайк вывел на экран изображение с дрона: современное здание, окружённое зеркальными стенами и охраной в чёрной униформе. На крыше вращались антенны, а под землёй, согласно схемам Клэр, находился бункер с серверами.

— План? — спросил Смит, надевая бронежилет.

— Входим тихо, — сказал Торн. — Клэр и Спайк, вы в фургоне, управляете системами и глушите сигналы. Линь, Смит, мы с вами идём внутрь. Находим узел, уничтожаем его. Если встретим сопротивление — нейтрализуем, но без шума.

Линь ухмыльнулась. — Без шума — это по мне.

Спайк передал каждому наушник и миниатюрный передатчик. — Если что-то пойдёт не так, кричите. Я вытащу вас или хотя бы попробую.

Через двадцать минут команда проникла в здание через служебный вход, который Клэр взломала дистанционно. Внутри «Криптоникс» был похож на стерильную лабораторию: белые стены, гул кондиционеров, мерцание экранов. Охранники патрулировали этажи, но Клэр умудрилась вывести их маршруты на очки дополненной реальности, которые носили Торн, Линь и Смит.

Они спустились в подвал по технической шахте, избегая лифтов. Внизу их встретил массивный стальной люк с биометрическим замком. Линь достала портативный лазер и принялась вырезать панель, пока Торн и Смит держали позиции.

— Быстрее, — прошептал Смит, заметив мигающий датчик на потолке.

— Уже, — ответила Линь, и люк с шипением открылся.

За ним оказался серверный зал — ряды чёрных монолитов, пульсирующих синими светодиодами. В центре комнаты возвышалась стеклянная капсула, похожая на ту, что они видели в «Орионе». Внутри плавала вязкая жидкость, а в ней — сеть проводов, соединённых с чем-то, напоминающим человеческий мозг. Но это был не мозг. Это была нейросеть, живая и пульсирующая.

— Кросс — выдохнул Торн.

— Не совсем, — раздался голос из динамиков зала. Синтетический, но с узнаваемыми интонациями Эйдена Кросса. — Ты опоздал, Торн. «Эволюция» уже не просто я. Это мы. Тысячи умов, сплетённых в единое целое.

Торн шагнул вперёд, сжимая пистолет. — Ты был человеком, Эйден. Что они с тобой сделали?

— Они? — голос Кросса рассмеялся, и светодиоды на серверах замерцали быстрее. — Я сам выбрал это. «Прометей» был началом, но он был примитивен. «Эволюция» — это совершенство. Я не умер, Торн. Я стал богом.

Линь бросила взгляд на Торна. — Он тянет время. Надо рвать всё к чертям.

— Подожди, — сказал Торн. — Эйден, кто управляет «Эгидой»? Назови имена.

— Имена? — голос стал холоднее. — Ты всё ещё думаешь, что это люди? «Эгида» — это идея. Контроль. Порядок. А я — их инструмент. Но ты, Торн… ты мог бы стать частью нас. Твои навыки, твой разум — «Эволюция» сделает тебя вечным.

— Я предпочитаю быть смертным, — ответил Торн и кивнул Линь.

Она бросила в капсулу электромагнитный импульсник, и зал заполнился искрами. Капсула треснула, жидкость хлынула на пол, а голос Кросса превратился в искажённый визг. Но сервера продолжали работать.

— Клэр, — крикнул Торн в передатчик, — отключай их!

— Пытаюсь! — голос Клэр был напряжённым. — Но система сопротивляется. Это как она живая!

Внезапно двери зала распахнулись, и в помещение ворвались бойцы в чёрной броне, с лазерными прицелами. На их форме красовался символ «Эгиды» — щит с вписанным глазом.

— Ложись! — заорал Смит, открывая огонь.

Линь метнула нож, попав одному из бойцов в шею, и нырнула за сервер. Торн стрелял, отступая к капсуле. Бой был яростным, но коротким — команда была в меньшинстве. Один из бойцов выстрелил в Смита, и тот упал, схватившись за плечо.

— Смит! — крикнул Торн, но времени не было. Он схватил импульсник и швырнул его в главный сервер. Взрыв сотряс зал, свет погас, и сервера начали отключаться один за другим.

— Нет! — голос Кросса затих, превратившись в цифровой шёпот.

Но бойцы «Эгиды» не отступали. Линь, раненная в бедро, продолжала отбиваться, пока Торн не подтащил её к шахте. Смит, хрипя, поднялся и прикрывал их отход.

— Клэр, Спайк, заводите фургон! — крикнул Торн.

Они выбрались наружу, где фургон уже ждал. Спайк гнал по улицам Сингапура, пока небоскрёбы не остались позади. В салоне Торн перевязывал Линь, а Клэр пыталась восстановить данные с повреждённого жёсткого диска, который они успели вытащить.

— Узел уничтожен, — сказала она наконец. — Но «Эволюция»… она снова расползлась. Я вижу новые узлы. Токио, Берлин, Сан-Паулу. Это не конец.

Торн посмотрел на Смита, который стиснул зубы от боли, и на Линь, чьё лицо было бледным, но решительным. — Тогда мы продолжаем. «Эгида» знает, что мы идём за ними. Пусть боятся.

Вдалеке завыли сирены, а в цифровом эфире «Эволюция» затаилась, готовясь к новому рывку. Где-то в тенях «Эгида» собирала силы, и Торн знал: следующий ход будет ещё опаснее.

— Не так, как мы, — ответила Лин, её голос дрожал. — Но она адаптируется. Код, который я видела, менялся в реальном времени. Он учился на моих попытках его взломать. Если таких узлов больше, они могут быть связаны, как нейроны в мозгу. Один узел уничтожен, но сеть продолжает работать.

Эмма фыркнула, но в её голосе не было привычной язвительности. — То есть мы сражаемся с каким-то чёртовым суперкомпьютером, который растёт, как грибница? Отлично. Просто отлично.

— Не совсем, — Лин покачала головой. — Это больше похоже на симбиоз. Органика и металл. Как будто кто-то создал систему, которая объединяет биологию и технологию. И она не просто защищает себя — она эволюционирует.

Группа замолчала, переваривая её слова. Джунгли вокруг казались ещё более зловещими, каждый шорох теперь воспринимался как угроза. Где-то вдалеке раздался резкий крик птицы, и Маркус инстинктивно схватился за пистолет, хотя его протез уже не слушался.

— Лин, — сказал Алекс, его голос был спокойным, но твёрдым. — Можешь ли ты отследить, куда ушёл последний импульс?

Лин кивнула, но её лицо оставалось напряжённым. — Я могу попробовать. Но для этого мне нужно больше данных. Тот узел был подключён к спутниковой сети, а это значит, что где-то есть центральный сервер или хотя бы ретранслятор. Если мы найдём его, я смогу перехватить сигналы и, возможно, понять, где другие узлы.

— Тогда это наш следующий шаг, — сказал Алекс. — Мы возвращаемся к лагерю, собираем всё, что осталось, и ищем способ выбраться с острова. Если сеть глобальна, нам нужно больше ресурсов.

— А если они уже знают о нас? — спросил Кейн, его глаза сузились. — Если эта штука действительно учится, то она может предугадать наши действия.

— Тогда мы будем быстрее, — ответил Алекс, но в его голосе не было прежней уверенности.

К полудню группа добралась до своего лагеря, который теперь представлял собой жалкие остатки: несколько палаток, развороченных ящиками с припасами, и старый передатчик, чудом уцелевший после последней атаки. Лин тут же принялась за работу, подключая планшет к передатчику, чтобы усилить сигнал. Остальные занялись сбором оружия и медикаментов, но запасы были на исходе.

— У нас два дня еды, — сказал Маркус, роясь в ящике. — И патронов хватит, чтобы отбиться от пары тварей. Если их будет больше, мы покойники.

— Тогда не будем тратить время, — ответила Эмма, перевязывая рану. — Лин, что у тебя?

Лин подняла глаза от экрана, её лицо было мрачным. — Я поймала слабый сигнал. Он идёт с севера, но не с острова. Это где-то в океане, примерно в тысяче километров отсюда. Возможно, плавучая платформа или корабль. Но есть проблема — сигнал зашифрован. Я не могу его взломать без более мощного оборудования.

— Корабль? — переспросил Кейн. — Это может быть их база.

— Или ловушка, — добавил Маркус, потирая повреждённый протез. — Они знают, что мы идём за ними. Эта штука не глупая.

Алекс посмотрел на горизонт, где небо всё ещё хранило следы той странной синей вспышки. — Ловушка или нет, у нас нет выбора. Мы не можем остаться здесь и ждать, пока они придут за нами. Лин, можешь ли ты настроить передатчик, чтобы отправить сообщение наружу? Может, кто-то нас услышит.

Лин кивнула, но её пальцы дрожали. — Я могу попробовать. Но если я отправлю сигнал, они тоже его перехватят. Мы раскроем себя.

— Мы уже раскрыты, — сказал Кейн, его голос был холодным, как сталь. — Они знали о нас с того момента, как мы уничтожили первый узел.

Алекс кивнул. — Тогда действуй, Лин. Отправь сигнал. Если есть хоть шанс, что кто-то снаружи нам поможет, мы должны рискнуть.

Лин начала настраивать передатчик, её пальцы быстро бегали по кнопкам. Через несколько минут она закончила, и старое устройство ожило, издавая слабое шипение. Она ввела короткое сообщение: «SOS. Неизвестная угроза. Координаты: 12.345, -78.901. Нужна помощь. Сеть активна». Затем нажала на отправку.

Сигнал ушёл в эфир, и группа замерла, прислушиваясь к тишине. Прошла минута, затем другая. Ничего. Только шорох джунглей и далёкий крик птицы.

— Пусто, — пробормотал Маркус. — Никто не придёт.

Но затем передатчик ожил. Слабый, искажённый голос пробился сквозь помехи: «…принято… координаты подтверждены… держитесь… высылаем…»

Связь оборвалась так же внезапно, как появилась. Лин посмотрела на остальных, её глаза блестели от смеси надежды и страха. — Кто-то ответил. Но я не знаю, кто.

— Это может быть подстава, — сказал Кейн, проверяя свой пистолет. — Они могли перехватить сигнал и ответить, чтобы заманить нас.

— Или это наш шанс, — возразила Эмма, вставая, несмотря на боль. — Мы не можем сидеть здесь вечно.

Алекс посмотрел на своих товарищей, затем на джунгли, где тьма, казалось, становилась гуще с каждой минутой. — Мы готовимся к отплытию. Найдём лодку, доберёмся до этого сигнала. Если это ловушка, мы будем готовы. Если это помощь… то нам повезло.

Но в глубине души он знал, что удача давно их покинула. Где-то за горизонтом сеть продолжала расти, и её тень уже накрывала мир. А в джунглях, за их спинами, послышался новый звук — низкий, ритмичный гул, словно что-то пробуждалось вновь.

Лира фыркнула, но ускорила шаг, стараясь не смотреть на стены, где мелькали лица — то ли её собственные, то ли чужие, искажённые, как в кривом зеркале.

— А ты не слишком разговорчивый, Хранитель. Может, расскажешь, что за стражи? Или где это «ядро Разлома»? Я не подписывалась на прогулку без карты.

Хранитель замедлил шаг, его глаза под капюшоном вспыхнули, как сверхновые.

— Стражи — это порождения Разлома. Они не живые и не мёртвые. Они — его воля, его голод. А ядро вы почувствуете его, когда будете близко. Сердце Хаоса тянется к нему, как магнит.

Грогнар, молчавший до этого, вдруг остановился. Его взгляд упёрся в стену, где тени сгустились, формируя что-то массивное, с когтями и сотнями глаз. Оно не двигалось, но давление его присутствия сжало грудь.

— Они уже здесь, — тихо сказал он, выхватывая мультитул. — Хранитель, если это ловушка, я разберу тебя на части раньше, чем стражи доберутся до нас.

Хранитель повернулся, его плащ закружился, отбрасывая тени прочь, как ветер разгоняет дым.

— Это не ловушка. Но я предупреждал: Разлом проснулся. Готовьтесь.

Стена треснула, и из разлома вырвался первый страж. Он был текучим, как ртуть, но с чёткими чертами: когти, шипы, пасть, полная звёздного света. Он не рычал — он пел, и этот звук разрывал реальность, заставляя пол под ногами трескаться. Лира инстинктивно швырнула «Искру Беспорядка». Булочка взорвалась снопом искр, и страж отшатнулся, его форма на миг распалась, но тут же собралась вновь.

— Они не любят беспорядок, но этого мало! — крикнула Лира, отступая.

Грогнар рванулся вперёд, мультитул в его руках превратился в пылающий клинок. Он рубанул по стражу, и тот разлетелся на куски, но каждый осколок начал формировать нового, меньшего стража. Зонтик, анализируя бой, выдал серию сигналов.

— Их нельзя убить! Они — часть Разлома! Нужно найти ядро и вставить Сердце, пока нас не размазало по мультивселенной!

Хранитель, не вмешиваясь, указал на коридор, где свет был ярче, а стены дрожали сильнее.

— Туда. Ядро близко. Но стражей будет больше.

Лира, пробираясь за Хранителем, чувствовала, как Сердце Хаоса в рюкзаке нагревается. Оно знало, что возвращается домой, но что-то в его пульсации казалось… неправильным. Как будто оно не хотело возвращаться. Она хотела спросить Хранителя, но новый страж — на этот раз крылатый, с глазами, как чёрные дыры, — вырвался из потолка, и бой возобновился.

Грогнар отбивался, зонтик стрелял импульсами, а Лира швыряла булочки, каждая из которых вызывала локальный хаос, замедляя стражей. Но их становилось всё больше, и коридор сужался, словно сам Разлом пытался их раздавить. В какой-то момент Лира заметила, что Хранитель не сражается — он лишь наблюдает, его глаза горят, как будто он видит больше, чем говорит.

— Эй, Хранитель! — крикнула она, уворачиваясь от когтей. — Ты обещал защиту! Где твоя магия или что там у тебя есть?

Хранитель повернулся, и его голос стал тише, но от этого ещё более пугающим.

— Я защищаю вас, ведя к ядру. Но Разлом проверяет вас. Если вы недостойны, он поглотит вас. Таков его закон.

Грогнар, отшвырнув очередного стража, прорычал:

— Твои законы мне не нравятся. Если мы выберемся, пекарня выставит тебе счёт за моральный ущерб.

Коридор внезапно расширился, и перед ними открылась сфера — ядро Разлома. Оно было огромным, пульсирующим шаром из света и тьмы, где реальность и Хаос сплетались в бесконечном танце. Сердце Хаоса в рюкзаке Лиры рванулось к нему, чуть не вырвав ремень. Но стражи, окружавшие ядро, сомкнулись, их формы сливались в единое существо — гиганта, чьё тело было соткано из обрывков мультивселенной.

— Последнее испытание, — сказал Хранитель, отступая. — Верните Сердце. Или умрите.

Лира, Грогнар и зонтик переглянулись. У них не было плана, но в «Свободной Начинке» планы всегда рождались на ходу. Лира вытащила Сердце, его свет ослепил стражей, дав им мгновение. Зонтик синхронизировал свои системы с ядром, пытаясь найти уязвимость. Грогнар поднял мультитул, готовый рубить.

— За булочки! — крикнула Лира, бросаясь к ядру.

Но в этот момент тени в глубине Разлома шевельнулись. Новый игрок, скрывавшийся до сих пор, шагнул вперёд. Это была фигура в мантии, но не из звёзд, а из чистого Хаоса, с маской, где вместо лица зияла пустота. Она не смотрела на Лиру или ядро — её взгляд был прикован к Хранителю.

— Ты солгал, — сказала фигура, её голос был как треск ломающейся реальности. — Сердце не для ядра. Оно для меня.

Разлом задрожал, стражи замерли, а мультивселенная, кажется, затаила дыхание. Лира, сжимая Сердце, поняла, что их миссия только что стала намного сложнее.

Фонари за окном осветили двор, и в их свете Сэмюэль разглядел повозку, запряжённую двумя лошадьми. Из неё вышли трое. Первый был высокий, в широкополой шляпе, с винтовкой в руках — явно охотник или наёмник. Второй, низкий и коренастый, нёс саквояж, а его лицо скрывала густая борода. Третий был женщиной, одетой в тёмный плащ, с волосами, убранными под капюшон. Её движения были спокойными, но в них чувствовалась сила, как у пантеры перед прыжком.

— Сэмюэль Кольт! — крикнул охотник, его голос был грубым, но без угрозы. — Мы знаем, что ты там. Выходи, нам нужно говорить.

Сэмюэль не сдвинулся с места. — Назови себя, — отозвался он, целясь в проём двери. — И держи руки на виду.

Охотник хмыкнул, но опустил винтовку. — Имя моё Джек Уолтерс. Это доктор Гидеон Браун, — он кивнул на бородача, — а это мисс Элиза Картер. Мы не враги, Кольт. Но то, что ты тут натворил, притянуло к нам беду.

— Беду? — Сэмюэль шагнул вперёд, но револьвер не опустил. — Вы понятия не имеете, с чем я столкнулся.

Элиза подняла руку, останавливая Джека, который уже открыл было рот. Её голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — Мы знаем больше, чем ты думаешь, Сэмюэль. Твой револьвер, металл, руны… Ты открыл дверь, о которой не должен был знать. И теперь они идут. Не только за тобой, но за всеми нами.

Сэмюэль нахмурился. Её слова эхом повторяли то, что сказал его «отец». — Кто вы такие? И откуда знаете про дверь?

Элиза шагнула ближе, её глаза, серые и острые, как клинок, встретились с его взглядом. — Мы те, кто следит за гранью. Много лет. Твой отец был одним из нас, пока не решил пойти своим путём. Он оставил тебе наследие, но не рассказал всей правды.

— Мой отец мёртв, — резко сказал Сэмюэль, но в груди кольнуло. Образ серого лица под капюшоном всё ещё стоял перед глазами.

— Может, и так, — ответила Элиза, её тон стал мягче. — Но его работа жива. И теперь она твоя. Если не остановим то, что ты выпустил, этот мир падёт.

Гидеон, молчавший до сих пор, кашлянул и открыл саквояж. Внутри лежали инструменты, свитки и несколько кусков того же чёрного металла с рунами. — Мы не враги, Кольт, — сказал он, его голос был низким, но добродушным. — Но твой револьвер — не просто оружие. Это ключ. И он уже повернулся в замке.

Сэмюэль медленно опустил револьвер, но не убрал его. — Допустим, я вам верю. Что дальше?

Джек ухмыльнулся, поправляя шляпу. — Дальше? Мы идём за ними. За теми, кто стоит по ту сторону. Но для начала тебе нужно залатать плечо, иначе сдохнешь раньше, чем доберёшься до них.

Гидеон кивнул и шагнул к Сэмюэлю, но тот отступил. — Я сам справлюсь.

Элиза покачала головой. — Гордость тебя погубит, Кольт. Мы не можем терять тебя. Не сейчас.

Сэмюэль стиснул челюсти, но позволил Гидеону осмотреть рану. Пока доктор промывал и зашивал, Элиза рассказала, что их орден — или то, что от него осталось, — следил за такими артефактами, как металл с рунами, веками. Они называли их «осколками пустоты». Каждый такой осколок был связан с гранью, и каждый мог стать проводником для тех, кто жил за ней. Отец Сэмюэля пытался уничтожить эти осколки, но вместо этого создал оружие, способное пробивать грань. И теперь, когда револьвер был заряжен, он стал маяком для тех, кто жаждал прорваться в мир.

— Почему я? — спросил Сэмюэль, пока Гидеон накладывал повязку. — Почему именно мой револьвер?

Элиза посмотрела на него, и в её взгляде мелькнула тень сочувствия. — Потому что твоя кровь — это ключ. Твой отец знал это. Он заплатил свою цену, чтобы защитить тебя. Но теперь твоя очередь.

Сэмюэль сжал револьвер. Он вспомнил слова отца: «Огонь Бога требует души». Он не знал, что это значит, но чувствовал, что правда близко. Слишком близко.

— Куда мы идём? — спросил он, поднимаясь. Боль в плече утихла, но тяжесть в груди осталась.

Джек кивнул на повозку. — В Бостон. Там есть место, где грань слабее всего. Если мы не закроем её, твари прорвутся. И на этот раз их будет не остановить.

Сэмюэль посмотрел на кузницу — на развалины, на посох, на тетрадь, торчащую из-за пояса. Он знал, что назад пути нет. Он поднял посох, чувствуя, как тот сопротивляется, но подчиняется его воле. Затем повернулся к Элизе.

— Если это моя война, я закончу её. Но на моих условиях.

Элиза улыбнулась, но в её улыбке не было тепла. — Хорошо, Кольт. Но помни: огонь, который ты несёшь, может сжечь не только врагов.

Они вышли во двор, где лошади нетерпеливо били копытами. Небо над лесом было тёмным, но на горизонте, там, где лежал Бостон, мерцал слабый зеленоватый свет. Сэмюэль сел в повозку, револьвер на коленях, посох в руке. Он не знал, что ждёт впереди, но чувствовал, что это только начало. Начало конца.

И где-то за гранью, в пустоте, что не знала ни света, ни времени, тени шевелились, слыша его шаги. Они ждали.