Томас Лист и Гантер Моор ожидали Марихен перед широким зданием салуна, которым владел отец Томаса. Несмотря на то, что парни волей или неволей принадлежали к одной компании, дружбы между ними не завязалось, и теперь оба стояли в напряженном молчании, искоса поглядывая друг на друга.
Вчера во время танцев в салуне Гантер улучил момент и пригласил Марихен на прогулку. Марихен весело согласилась, но проклятущий (как считал Гантер) Томас увязался следом. Говоря по чести, Томас не нравился Гантеру не только поэтому, хотя и его внимание к девушке порядком раздражало.
Том - или Тома́, как шутливо его называла Марихен - был высоким худощавым блондином с резкими угловатыми чертами лица. Он носил очки с толстыми стеклами, громоздко и нелепо смотрящиеся на его остром носу, но отказаться от них не мог, потому как без очков был слеп, как крот.
Гантер же, безотчетно презиравший конкурента, пусть тот и был почти слеп, представлял собой великолепный образчик породы фермеров, поколениями трудившихся на земле. Он знал и умел возделывать землю, любил зарываться во влажную почву руками, и чувствовать исходящую от нее живительную силу. Он инстинктивно разгадывал тайны природы, и та, словно отвечая на зов, с лихвой одаривала его. Возмужав, Гантер превратился в широкоплечего и коренастого парня, настолько крепкого, что, пожалуй, при необходимости мог бы заменить любое тягловое животное в поле. И этот буйвол был пленен внеземной красотой Марихен. Ее живой веселый нрав отзывался в его душе, так любившей саму жизнь. Но, чем старше становилась Марихен и чем больше раскрывалась ее природная красота, тем глупее и неповоротливее чувстовал себя Гантер рядом с ней. Он понимал, что прелесть девушки привлекает не только его, и все же не решался раскрыть своих истинных чувств. Потому, сопровождая ее повсюду, он походил скорее на новорожденного теленка, нежели на половозрелого быка, коим несомненно являлся. На конкурентов он неизменно грозно смотрел исподлобья, и частенько бывал ими правильно понят: в его кулаках собиралась огромная сила, которую многие уважали, а другие - боялись, и только упрямый Томас не желал понимать намеков.
Гантер полагал, что очкарик вьется вокруг Марихен потому, что другие женщины воротят от него нос, и только она одна была к нему добра, и, превознося за это Марихен, он глубоко презирал Томаса.
Вдруг из-за поворота показался легко узнаваемый силуэт младшей Грау, и Гантер сразу замахал ей рукой, будто она могла случайно не заметить их и пройти мимо. Томас тоже увидел приближение девушки, но не шевельнулся и даже не вытащил рук из карманов пальто - Гантер мысленно отметил одну свою победу. Но рядом с Марихен кто-то шел, и юноша нахмурился - одно дело, что за ними увязался этот настырный очкарик, но появление еще одного человека в его планы не входило. Иначе как он сумеет остаться наедине с Марихен при такой толпе? А уж от Томаса он, будьте покойны, найдет способ избавиться, ибо этот день, как представлял себе Гантер, станет особенным для них.
Марихен приветливо помахала в ответ, и ее улыбка затмила в глазах Гантера и веселое февральское солнышко, и лучезарный блеск молодого снега. Он отчетливо ощутил, как сдавило в груди, а руки и ноги будто разом потяжелели, так что уже не махнешь снова в ответ. Парень медленно рассеянно опустил руку и во все глаза таращился, как приближается особа, пленившая все его сны и мысли.
- А вот и мы! - воскликнула красотка. Она перевела взгляд с невозмутимого лица, спрятанного за очками, на отупелую физиономию, а после указала на сестру, как бы напоминая друзьям. - Еле уговорила ее сегодня выйти погулять, так что будьте обходительны, молодые люди, - и, заметив некоторую растерянность, добавила: - Моя сестра, Серапия.
Гантер, с трудом сбросивший оцепенение, смущенно поздоровался, а Томас, будто не видя пополнения в их рядах, невозмутимо спросил:
- Хотите чаю? - и указал рукой, спрятанной в кармане пальто, в сторону салуна. - Сегодня холодно, вы наверняка замерзли.
Обострившееся чутье влюбленного не подвело, и Гантер сразу смекнул, какой хитрый ход за этим скрывался. Очкарик намеревался завлечь барышень (а главное - Марихен!) на свою территорию, обогреть, увлечь и тем самым сорвать запланированную им прогулку. Но пока фермер судорожно соображал что же предпринять, Марихен взмахнула тонкой ручкой и сказала:
- Чай не повредит после прогулки. Пойдемте же скорее, пока солнышко не скрылось!
Затем она сделала один лишь шаг: лед под ее ногой игриво ширкнул, девушка дрогнула. Гантер молниеносно выбросил вперед руку, то же самое сделал и Томас, а Марихен вдруг устояла. В повисшем молчании, когда фермер сверлил взглядом сына хозяина салуна, девушка сконфуженно посмотрела то на одну руку, протянутую к ней, то на другую и в конце концов взяла под локоть обоих парней, во всеуслышание объявив, что так им будет передвигаться надежней и безопасней. Молодые люди, оказавшись по разные стороны, были в достаточной степени утешены близостью дорогой подруги и примирились с таким положением дел, пусть и не без обоюдной неприязни.
Таким строем компания двинулась дальше вдоль деревенской улицы по направлению к заветному озеру Ахен: Марихен, ведущая под локти двух молодцов и весело щебетавшая, будто птичка по весне, и Серапия, до сих пор никем не замеченная. Пока младшая сестра счастливо подставляла лицо солнцу, старшая угрюмо шла в ее тени, терзаясь сомнениями. Она нервно сжимала ладони, а одолженные перчатки слегка похрустывали под этим натиском, и то и дело поглядывала на спину идущего впереди долговязого юноши. С ее места ей хорошо было видно его правое ухо, и она находила, что ухо это обладало совершенной формой. Иногда, когда он поворачивал голову, низкорослая Серапия видела краешек его толстых линз, чудесным образом преломляющих мир по другую сторону очков. Идя по их следам за их широкими спинами, девушка испытывала хорошо знакомое чувство - она была одинока и забыта. Несколько раз Серапия вдруг набиралась решимости и порывалась уйти, даже представляла, как поздно спохватится сестра, заметив ее отсутствие, но близость Томаса удерживала ее здесь, в этих унизительных силках.
Сама не ведая того, она фиксировала глазами каждое его движение. Когда Марихен подскальзнулась, и Тома протянул ей руку на глазах у Серапии, ей захотелось закричать, не раздумывая оттолкнуть его. И в сей момент, идя за ним по пятам, она косилась на его локоть, где так расслабленно и непринужденно покоилась рука Марихен. У нее кололо в груди, а заснеженная деревенская улица вдруг показалась маленькой душной комнатушкой, но Серапия, стараясь превозмочь самое себя, вглядывалась в профиль юноши, и в его загадочном молчании находила неловкость. Лишь только мысль, что Томас предложил помощь из соображений доброго отзывчивого сердца, утешала ее.
- Тома, - спросила младшая сестра, - тебе удалось добыть для нас коньки?
- Нет, миледи, - отвечал он с бесстрастным выражением на лице, но с ноткой озорства в голосе. - Округу так засыпало снегом, что коньки нам ни к чему. В пору лыжи.
Марихен, хоть и сама прекрасно об этом знала, обиженно надула губки:
- Я не люблю лыжи. Вредный-вредный Тома!
Блондин тихо рассмеялся, опустив глаза, и возражал с улыбкой:
- Миледи, это не моя вина, что ночью выпало столько снега!
Гантер, все время краем глаза наблюдавший (но в полное ухо слушавший) за разговором не выдержал, когда хихикнула Марихен:
- Да что нам снег! Я в миг озеро расчищу! - он ударил кулаком в грудь, привлекая внимание к своей силе, и был уверен, что идущая с ним под локоть девушка не могла не заметить стальные мышцы под ее рукой. - Коньки все-таки стоило взять, как и договаривались.
Вдруг Марихен оглянулась через плечо, поискала вокруг взглядом и остановила его на сестре.
- Ну, так разве годится? - протянула она капризным тоном, и добавила уже веселее. - Тома, возьми Серапию под руку! Пойдем все дружно вчетвером, выступим единым фронтом!
Юноша тут же механически оттопырил свободную руку, и Серапия, немного дрожа, взяла его под локоть. Было неудобно. Малорослая Серапия оттягивала вниз руку высокого юноши. Наверняка, идя с ней, он испытывал сильное неудобство! Тогда девушка привстала на цыпочки и шла так, одновременно изо всех сил сдерживая нервную дрожь. Таким образом, эта прогулка стала для нее настоящим испытанием, наградой за которое служило разливающееся по телу тепло Томаса.
Когда воцарился должный порядок, Марихен так развеселилась, что принялась громко петь на всю улицу, отбивая с каждым шагом такт песни, а остальные старались за ней поспевать. Она завела одну из старых песен о наступающей весне, и, проходя мимо деревенских домов, как бы провозглашала ее скорое пришествие. Гантер не мог сдержать улыбки - новая выходка Марихен восхищала его, Томас шел с непроницаемым лицом, но старался попадать в шаг, а Серапия была донельзя смущена и прятала лицо в воротнике пальто, придерживая его свободной рукой.
Чистый снег мерцал у них под ногами, как бесконечные россыпи драгоценных камней, солнышко слепило и казалось, что на улице стало почти тепло. Видно было, что дорогу хорошенько засыпало вчера снегом, и они проходили здесь этим утром одни из первых.
Звонкий голос Марихен отскакивал от выбеленных стен домов, цеплялся за корявые кусты, но стучался в каждое окно. В одно такое выглянула старуха с перекошенным от брезгливости лицом и проводила неодобряющим взглядом шумную компанию. Серапия подняла воротник повыше.
Вскоре молодые люди и девушки достигли окраин деревни. Летом отсюда начиналась узкая тропинка, которая вилась между кустов и камней и выводила путника к сверкающим водам озера Ахен. Но ныне ее сплошь засыпало толстым слоем снега, и ни одного следочка не было, чтобы указать правильное направление. Только Гантер знал маршрут как свои пять пальцев.
- Все вместе мы здесь уже не пройдем, настало время разбиться на пары, - скомандовала Марихен. - Гантер и я пойдем вперед. Наш добрый друг должен провести нас мимо искусно расставленных здесь ловушек, а вы идите сзади и с тропы не сходите.
Она окинула долгим задумчивым взглядом сестру, которая все еще прятала лицо в вороте пальто, но ничего не сказала и позволила Гантеру себя увести.
Как и было решено, компания поделилась на пары. Молодой фермер, разумеется, узрел в этом добрый знак, ведь девушка предпочла его, а не Томаса, и вел вперед Марихен с удвоенной осторожностью, время от времени напоминая ей:
- Аккуратно, сейчас будем проходить мимо ямы. Столько снега насыпало, что и не подумаешь будто шагнув сюда можно провалиться по пояс! Хорошо, что ты не ходишь сюда без меня… А здесь будет камень, осторожно, не ударься…
Другая пара следовала за ними, храня полное молчание, и в скором времени друзья вышли к кромке затянутого льдом озера.
Ахен было большим озером даже по меркам деревни. Оно простиралось далеко, а затем делало поворот, огибая выступающий в воду лесистый мыс, и скрывалось из виду за верхушками деревьев. По весне между широченных стволов можно будет вдруг увидеть яркий проблеск играющей на солнце воды, а сейчас темный лес чередовался с белым убранством озера, отдаленно напоминая полоски на теле зебры. Летом же водная гладь пестрела разноцветными лодками, шляпками всех форм и размеров, нередко показывались лебеди, а у берега собирались играть в бадминтон, устраивали пикник или просто отдыхали в тени деревьев, впитывая в себя безмятежный вид озера. Сегодня, однако, здесь было непроницаемо тихо.
Марихен отпустила руку Гантера, шагнула к белоснежному простору и глубоко полной грудью вдохнула лесной воздух. Томас тут же как по команде отпустил Серапию и сунул освободившуюся руку в карман.
Вдруг неподалеку раздался резкий треск. Вся компания разом обернулась и увидела, как из засохшего куста неожиданно поднялась величественная корона рогов. Олень дернул ухом, увидел человека и, весь подобравшись, как пружина, скакнул в лесную чащу.
Марихен была заворожена благородным видом этого гордого животного. Она глядела ему вслед сияющими от восторга глазами, и с наслаждением ощущала, как быстро забилось сердце в груди, так заскучавшее в размеренности дней. Не долго думая, она сорвалась вдогонку.
- Давайте пойдем по его следу! - воскликнула девушка и подобрала полы пальто, приготовляясь иди по глубокому снежному насту. - Может быть мы даже найдем сказочную страну лесных фей, о которых так много рассказывали в сказках.
Но впервые за все время подала голос Серапия и преградила сестре дорогу.
- Марихен, постой! Скоро весна, в гон они становятся очень агрессивными. Ты видела какие у него рога, Марихен?!
- Видела-видела, - упоенно выдохнула девушка, - восхитительные рога! Ну а что нам еще делать? Коньков-то у нас нет.
Томас разделял тревогу старшей сестры, но стоически молчал, а сердце Гантора заходилось в радостном предвкушении - он был ужасен на льду, но никто не смог бы ориентироваться в зимнем лесу лучше него. Повисло напряженное молчание, которое Марихен, торопясь, как бы не упустить оленя, быстро разрешила. Она схватила сестру за руку, соединила ее руку с рукой Томаса и с мольбой в глазах взглянула парню в лицо:
- Тома, пожалуйста, присмотри за ней! Ее никак нельзя оставлять одну. Всю моя надежда только на тебя.
И Томас снова был подкуплен этой монетой. Он сжал ладонь Серапии, а та чуть не задохнулась и не могла возразить. Губы Марихен дрогнули - так гордилась она придуманным маневром. Младшая сестра отправилась в сторону подлеска, высоко поднимая ноги, а старшая провожала ее растерянным взглядом.
Гантер приблизился к чаще одновременно с Марихен. Оказавшись в своей стихии, он тут же выбросил из головы все мысли об очкарике и встал в стойку, словно породистый охотничий пес, намереваясь во что бы то ни стало добыть для Марихен этого оленя. Он повел ее вдоль цепочки следов, указывая на четкие отпечатки копыт и давая пространные пояснения, по пути бережно придерживал ветви, чтобы они ненароком не хлестнули подругу, и был почти полным образом счастлив. Она слушала его, внимала каждому слову, с любопытством рассматривала все, на что бы он ни указал, и была безраздельно его! Оба охотника, хоть и в тайне друг от друга, уже поняли, что олень давно затерялся в лесу, но приключение манило их, как дневной свет манит узника.
Крадучись, они прошли с десяток метров вглубь подлеска. Марихен вскоре наскучили следы - это приключение стало ее утомлять, и она решила подшутить над озабоченным Гантором: схватила горсть снега, плотно смяла ее в ладонях, превратив в комок, и кинула напарнику в спину. Тот оглянулся, погрозил пальцем Марихен и сделал вид, что сгребает в охапку снег у самых ног, а девушка запищала, заливисто рассмеялась и бросилась под защиту раскидистых кленов. Взобравшись на пригорок, она тяжело отдышалась, а из полураскрытых губ выпорхнуло облачко пара.
С низкого пригорка открывался вид на озеро. Необъятным ослепительным полем простиралось озеро, темнели вокруг едва прикрытые снегом стволы деревьев, а от ярко-голубого неба в вышине, казалось, падали цветные лучи и раскрашивали обнаженный лед в тот же тон. Зимой лес замолкал. Если бы у Марихен спросили, какого цвета тишина, то она ответила бы: белого. Девушка позволила себя околдовать красотой родных краев, всей душой купаясь в свежести природы.
Гантер, неотвязно следовавший за ней, остановился, как завороженный. Ее дыхание поднималось золотым облаком и исчезало в кронах деревьев, а тонкая фигура рядом с мощными стволами кленов казалась еще более хрупкой - Гантер умирал от переполнявшей его нежности.
Он тихо взобрался на пригорок, окинул взглядом ее покатые плечики. Вся она сейчас казалась невесомой птичкой, трепещущей на ладони. Достаточно лишь сомкнуть ладонь и - ам! - птичка покорно замрет под пальцами. Но, действуя слишком отчаянно, можно ненароком сломать шелковые крылья, и ласточка больше не взлетит… Желал ли этого он?
Гантер стряхнул раздумья, как стряхивают с волос капли влаги, подскочил и стукнул рукой по увесистой снежной лапе над головой Марихен. Раздался треск.
От неожиданности Марихен коротко испуганно ахнула - она уже уверовала, что олень таился поблизости и теперь выдал себя - отчаянно дернулась… Кокетливая шляпка упала в сугроб, Марихен с широко распахнутыми глазами обернулась и встретила полный грез взгляд Гантера. Снег, не удержавшись на ветви, схлынул вниз призрачным облаком, закружился вокруг ее головы, заструился, танцуя, к ногам. Невесомая снежинка легла на длинные ресницы девушки, и та, подозревая как она, должно быть, сейчас прекрасна, подняла лучистый взгляд на юношу.
В это время у кромки озера скучали двое. Как только Марихен со спутником скрылись из виду, они не знали о чем поговорить друг с другом и смущенно (а может быть и скучающе) молчали. Серапия гадала, заметил ли ее невольный кавалер, какие изысканные перчатки украшают ее руку, и он, словно прочитав ее мысли, сказал:
Серапия вся зарделась, и за мгновение вознеслась на вершину удовольствия. Он сделал ей комплимент! Вернее, не ей, а перчаткам, но уж точно не смог бы он отметить их прелести, не будь они так хороши на ее руке.
- Спасибо, - пробормотала она. - У меня такого никогда не было, а Марихен сказала надеть.
- Это я их подарил, - вдруг безразлично, едва она договорила, озвучил Томас.
Он даже не смотрел в сторону Серапии, а неопределенным блуждающим взглядом глядел вокруг. Девушка смутилась, растерялась, не знала, что ответить, но Томас будто и не ждал ответа. Снова наступило тягостное молчание, и Серапия решилась заметить отвлеченно:
- Как здесь сегодня красиво! Летом тоже красиво, но природа совсем другая, будто иной мир. Даже не верится.
Томас немного помолчал, затем произнес с расстановкой:
- Я всего этого не вижу, только бескрайнее белое полотно и темные пятна на нем - люди, - они снова помолчали, Томас осторожно поправил очки и обратился вдруг: - Расскажи мне, что ты видишь?
Серапия снова ожила. Она бойко затараторила, в деталях описывая озеро и лес, а Томас склонил к ней голову набок и внимательно прислушивался. В какое-то мгновение, когда Серапия не в меру восторженно восхитилась пробежавшей по льду куницей, он беззвучно улыбнулся и мирно прикрыл веки.
Его спутница настолько увлеклась этим занятием, что беспрерывно перечисляла все виденное ею, пока взгляд не наткнулся на пригорок, увенчанный старыми кленами, и Марихен на нем. Она увидела, как сестра, потеряв шляпку, стояла простоволосая лицом к лицу с Гантером, и в груди Серапии невольно шевельнулось горькое чувство.
- А на пригорке под кленом стоят Марихен и Гантер, и она…
Девушка не могла не почувствовать всем своим естеством, как вдруг напряглось тело юноши. Это напряжение опустилось сразу на плечи, самый воздух вокруг потяжелел, и Серапия, заикаясь, ответила:
Но тут Марихен звонко от всей души рассмеялась, так что смех ее, подобно переливам весенних ручейков, добрался и до ушей Томаса. Серапия стояла и с непонятным чувство на душе смотрела, как сестра что-то с улыбкой говорит Гантеру. Они так и замерли на пригорке некоторое время вдвоем, обмениваясь короткими словами, а потом, видимо договорившись о чем-то, стали спускаться к покинутым товарищам.
- Олень перехитрил нас и сбежал, - доложила Марихен. - Давайте хотя бы прогуляемся немного по льду, раз пришли?
Компания дружно согласилась с этим предложением и высыпала на лед. Стоял февраль, лед был еще крепок, но трещал под ногами, раскатывался эхом громовых ударов, так что уши закладывало. Марихен делала вид, что напугана, тревожно вскрикивала, но не позволяла никому подходить к себе, опасаясь всем вместе провалиться под лед. Серапия, немного уже привыкшая к обстановке, тоже почувствовала себя более свободно: побрела по льду, наслаждаясь прогулкой, и увидела под ногами застывшую в прозрачной мерзлоте длинную рыбу с гибким телом и плавниками - шпорами. Забывшись в изумлении, она громко позвала остальных, и все четверо скоро нависли над немигающим существом. Марихен от души удивлялась, Гантер, полностью поглощенный общим действом, поддерживал ее восклицания, и только Томас разглядывал заточенную во льдах рыбу с присущим ученому подходом.
Нагулявшись вдоволь, компания отправилась в обратный путь, и было решено, что молодые люди проводят сестер Грау до дома, так как Марихен слишком устала и не готова была пить чай. У скрипучей калитки они попрощались. Сестры юркнули в дом, а юноши молча побрели вдоль улицы - к большому сожалению, их дома лежали в одной стороне, и обоим пришлось терпеть общество друг друга немного дольше.
Стоял полдень, солнышко забежало за тучу, и длинные тени легли на лица кавалеров. Дорога перед ними была пустой, не виднелось ни одной встречной души, и вдруг, когда резко подул ветер, взметнув сноп снежных искр, Томас заговорил:
Гантер остановился и развернулся лицом к попутчику.
Томас блеклыми глазами невозмутимо уставился в лицо собеседника.
- Оставь Марихен в покое, ты ей не пара. - При этих словах Гантер закипел внутри и сжал кулаки, но позволил Томасу договорить. - Найди женщину себе под стать: доярку или какую другую простушку, которая разделит с тобой твою жизнь и труд. Но это никогда не будет Марихен.
Теперь Гантер дал себе волю и взревел, ткнув пальцем в тщедушную грудь:
- А кто ей подойдет, по-твоему, ты что ли?!
Томас качнулся от тычка, но устоял и снова поднял блеклые глаза на бесстрастном невыразительном лице, тогда как лицо Гантера, охваченное красной краской, было болезненно перекошено.
- Да если и я? Как думаешь, она, Марихен, будет счастлива на ферме в окружении свиней или в салуне, где звучит музыка, а летними вечерами собираются компании нуворишей? Марихен - вертихвостка, и став ею однажды, она будет ею всегда.
Молодой фермер с дьявольским усилием стиснул зубы, так что они громко скрипнули, и в следующее мгновение огромным кулаком ударил соперника в лицо. Хрустнули очки, Томас упал в снег. Затем он медленно, покряхтывая, поднялся на локте и одной свободной рукой снял с носа разбитую оправу. Повертев ее перед глазами, бросил оправу в сугроб, неторопливо протер ладонью лицо, убирая с него мелкие осколки, и в довершение обтер рукавом пальто губу, с которой на грудь капала кровь. Взглянув на грязные разводы на рукаве, он усмехнулся, но ничего не сказал, а Гантер, все это время стоявший над ним как каменное изваяние, резко развернулся и быстро пошел прочь, спрятав руки в карманы одежды.
По возвращению домой сестры спросили у матери разрешения и уставшие обе повалились на кровати. Разрумяненые морозным воздухом, с блестящими глазами, они вспоминали разные происшествия с прогулки и смеялись, и даже Серапия забыла о тяжелой тревоге, лежавшей на душе. Хорошо было, просто чудесно.
Отдышавшись и немного отдохнув, девушки сменили одежды и спустились на кухню, чтобы ко времени приготовить обед. Клара Грау, тайком наблюдавшая за дочерьми со своего излюбленного места у окна, не могла нарадоваться тому, как они сдружились, как обе охотно взялись за готовку и как весело болтают у плиты.
День прошел в обычных заботах. Вечером, когда уже совсем сгустились сумерки, Серапия заметила, как Марихен накинула пальто и выскочила из дома. Старшая сестра, недолго колеблясь, тихонько подошла к входной двери и прислонилась к ней ухом, но не услышала ровным счетом ничего. Прождав для верности пару минут, она огляделась, прилежно все обдумала и, надев пальто, вышла следом.
Марихен сидела на деревянных ступенях и задрав голову смотрела в ночное темное небо. Пучок, который она собрала утром, теперь совсем растрепался и спускался неряшливыми прядями на плечи, а из-под полы пальто белели, как два осколка луны, голые ноги в домашней обуви.
- Что ты здесь делаешь? - спросила Серапия почему-то шепотом.
Сестра медленно оглянулась на нее через плечо и предложила сесть.
- Захотелось немного подышать перед сном.
Она подождала, пока округлое тело Серапии опустится рядом, пока та устроится на новом месте и в наступившей тишине произнесла, задумчиво разглядывая звезды:
- Знаешь, что мне сегодня сказал Гантер?
- Нет. Откуда же мне знать. Что он сказал?
Марихен немного помолчала, прикрыла веки и втянула носом морозный ночной воздух.
- Он просил меня выйти за него замуж.
Сердце Серапии радостно подпрыгнуло, совершило полный оборот и беспокойно застучало в груди. Эта новость одновременно и больно уколола ее, и обрадовала. Вспышками проносились мысли, что теперь Томас, оказавшись отвергнут, будет предоставлен только ей, а потому девушка неожиданно поспешно выпалила:
Марихен улыбнулась одними уголками губ, перевела томный взгляд на сестру. Задумчиво разглядывая ее встревоженное лицо, она снова молчала. Медленно перевела взгляд с глаз на губы, осмотрела лоб, и так же неторопливо сказала:
- А я рассмеялась, знаешь, так отчаянно, глубоко. Сказала, что какое уж мне замуж, мне только-только исполнилось шестнадцать лет. Рано мне еще.
- А он, - опустив глаза, Марихен отвечала шепотом, и в голосе ее звучала грусть, - а он сказал, что будет ждать.
От надломленного ее тона слезы наворачивались на глаза, и Серапия, сбитая с толку таким очевидным противоречием между радостным событием и печальным обликом сестры, с трудом подбирала слова.
- Что ж, - произнесла она, - тогда поздравляю тебя. Гантер - хорошая партия. Его родители держат прибыльную ферму, а он - единственный наследник. Его жена никогда не будет знать нужды и жить будет в ласке. Тебе никогда не придется работать, Марихен.
Но Марихен тяжело вздохнула и снова подняла глаза к небу, будто разыскивая там ответы, предсказания или же простые слова понимания.
- Скажи, Серапия, о чем ты мечтаешь?
Девушка смутилась, вспыхнула и впервые за все время отвернулась от сестры. Теперь, когда разговор зашел о ней, она чувствовала себя вдвойне неловко, чем до того. Вдруг рука проскользнула за ее спиной и невесомо легла на плечи, притиснув округлое тело к боку Марихен. Серапия подняла глаза и встретила прямой открытый взгляд сестры.
- Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? - спросила она. - Несмотря на все мои поддразнивания, на сорвавшиеся порой с губ грубые слова? Ну?
Серапия сдавленно всхлипнула и кивнула. Холод, подступавший к голым лодыжкам, вдруг отступил, стал неважен.
- По правде говоря, Марихен, я мечтаю прожить тихую спокойную жизнь. Выйти замуж, родить детишек. Работать школьным учителем. И сделать так, чтобы маме не пришлось больше заниматься шитьем - мы проживем на мою зарплату.
Марихен улыбнулась и ласково потрепала сестру по плечу:
- Вот видишь. Хорошая у тебя мечта. Благородная, - и добавила, помолчав. - А я мечтаю о другом. Мне невыносимы эти улочки, где зимой в полдень не встретишь ни одной живой души. Вся эта тоска деревенской глуши. Представь, как Гантер вернется с работ и вечером за ужином будет рассказывать мне о том, как родила свиноматка, как занедужил скот или колосится овес. Нет, я рождена для другого… Для другого…
- Как же ты хочешь жить? - осторожно шепнула Серапия, когда уже не могла больше терпеть.
Марихен вынырнула из размышлений, как пловец поднимается со дна озера: тревожно вдохнула, несколько раз сморгнула и махнула рукой.
- Уже холодно становится, засиделись мы с тобой тут! Пойдем скорее в дом.
И она стала торопливо подниматься, увлекая за собой сестру, а потом за закрытыми дверями было слышно, как она приглушенно спросила:
Этот разговор по душам так и остался между сестрами неясным отпечатком. По какой-то негласной договоренности, они больше не возвращались к нему, и Серапия, лежа ночью в постели, размышляла о другом. Она вспоминала те чувства, что будто волнами накатывали на нее во время прогулки, прокручивала в голове, как старую пленку, воспоминания и пыталась понять глубинную природу своих ощущений.
Уже под утро она раскрыла эту тайну сердца. Ее снедала зависть.
