Авторский рассказ + Проза

Пашка побил себя по карманам шинели, нащупал бумагу, в которую были завёрнуты три поломанные галеты. Взял перед боем из блиндажа. Съев половинку одной и запив её отваром из бутылки, Пашка попытался встать, но нога ныла, не давалась. Оценил свой скарб.  Добра небогато: нож, камни, бумага и бутыль. «Су е фа, — произнёс он слова дворовой игры, выбирая, что же поможет выжить. — Ножниц нет, но если ударить ножом по камню, то можно высечь искру! Из нее разгорится пламя». Разговор сам с собой помогал сосредоточиться, отогнать давящее одиночество. Жутко одному среди осин и ёлок. Пашка окинул взглядом поляну, в конце которой заметил сломанную березу. «Кве, — подумал он и произнёс вслух забытое слово. — Квелы – берёзовые люди». Когда-то он слышал сказку, что человек появился из развилки белого с тёмными полосами дерева. Вспомнил, как чертил прутиком на снегу примитивный образ охотника с луком и острыми стрелами, верил, так оно и есть. Когда-то береза была центром его маленькой жизни, а сейчас станет ее спасением. «От березы дыма мало, а жара много», — подумал Пашка и пополз.

Вернувшись с добычей, он привалился к кедру, посмотрел перед собой, на то место, где в забытье видел старика в плетённой люльке. Вновь защемило в груди. Родное и забытое тревожило сердце, заставляя его биться быстрее.

Бумага затлела с пятой попытки, искры, как нарочно, били мимо. Береста закрутилась, почувствовав близость огня, отдалась еще слабому пламени. Пашка протянул руки и держал их так, время от времени разгоняя скопившийся дым и давая костру надышаться. Запели птицы. На душе сделалось хорошо, спокойно.

Девушка появилась, когда солнце поднялось до середины высоких деревьев. Встала поодаль, не решаясь подойти. Пашка окинул её взглядом и улыбнулся. Даже старый полушубок и стоптанные сапоги, перевязанные тряпицей, не могли скрыть её стати. Косы, цвета зрелой пшеницы выглядывали из-под мужской шапки. Взгляд серых глаз уверенный, но мягкий скользил по нему избегая лица.

Пашка смотрел, боясь шелохнуться, казалось, видение вновь растворится в мареве, сольётся со стволами деревьев. Хотел поблагодарить девушку, но слова застряли в горле. Он засунул руку в карман, достал галету и протянул незнакомке.

Девушка подошла ближе.

— Очнулся. Я суп принесла из крапивы, — поставила она на землю холщовую торбу с горшочком, встала на колени, аккуратно достала его и поставила перед Пашкой. В прозрачном пустом бульоне плавали зелёные листья и две половинки яйца. Пошурудив в торбе, девушка нашла деревянную ложку:

— Ешь.

Пашка смотрел на неё и молчал. Девушка взяла галету, покрошила её в суп и, зачерпнув немного жидкости, протянула к губам. Пашка отпил, затем ещё раз и ещё, пока не почувствовал сытость.

Девушка заговорила быстро, прерывисто:

— Яйцо ешь. В нём вся сила. Мяса давно нет. Всё немчура повытаскала. У тётки Марьи куры, но она жадная. Так, я одно яичко на колечко выменяла.

Девушка просмотрела на плавающую половинку белого с солнышком яйца и отвернулась.

— Ешь, — произнёс Пашка.

Но девушка покачала головой, отказалась. Тогда он сам зачерпнул из горшочка и протянул полную ложку. Девушка отхлебнула немного и улыбнулась.

— Ты чей? – осмелев спросила она.

— Томский.

— Где это, далеко?

Пашка кивнул.

— А я здесь живу. Через лес и до поля. На самом краю деревни. Только к себе взять не могу. Узнают и тебе, и мне… Ты не думай, что я трусиха. Завтра опять прибегу. Отвара принесу и супа.

Девушка положила в торбу пустую бутыль, поднялась, отряхнулась колени и быстро скрылась за деревьями. Пашка смотрел на оставленный горшочек с половинкой яйца и плакал. Незнакомка последнее отдала, не побоялась лишиться жизни. Если узнают, что помогала красноармейцу, то до смерти запытают, чтоб другим не повадно было.

Пашка представил, как по бледной коже незнакомки расплываются кровавые синяки, и встряхнулся. Не время лежать. Если сделать костыль, то можно подняться, а там… Пашка посмотрел на холстину и принялся скручивать её в тугой жгут: «Поставлю силки, будет мясо. Сам на ноги встану, и сероглазая не пропадет». Пашка не помнил, откуда знал про петлю: то ли дворовые мальчишки научили, охотники на голубей, то ли вычитал в книге про золотоискателей, потом сам пробовал поймать зазевавшихся воробьев. Руки помнили, работали быстро.

Вновь придется ползти, искать хорошее место, но на сытый желудок оно веселее. Да и есть ради кого. Потом придется добираться обратно к кедру. Зверь не пойдёт на запах человека.

День выдался долгий. Пашка подкинул в костёр веток и провалился в тяжёлый сон.

— Ну ́рэгу, — услышал Пашка и открыл глаза.

За костром опять сидел старик в пите и пристально смотрел на него. Дым стал гуще, повалил столбом. Пашка испугался, увидят, найдут. Хотел было разогнать, но не смог пошевелиться. Дым ожил, заплясал под нарастающие звуки невидимого бубна, превратился в мальчонку, рисующего на снегу человечка, затем перенёс Пашку в тайгу. На небольшой деляне сидел тот же старик и мастерил из берёзовой бересты кузовок.

— Пашмак, — повернулся старик к мальчонке, — Налей воды.

Мальчишка в длинной до пят парке побежал к берегу озера. Зачерпнул полную посудину, но донес половину, расплескал по дороге. Старик улыбнулся и приладил кузовок над костром, отрезал от лосиной туши кусок мяса и кинул в самодельный котелок. Затем вытянул лосиные жилы и посмотрел на мальчонку.

— У каждого лесного человека должен быть лук, — продолжал старик. — В тайге без него не выжить. Ты хочешь свой лук, Пашмак?

Мальчонка кивнул.

— Тогда иди за мной.

Старик поднялся и пошел быстрым шагом.

— Авнека (отец матери), подожди, — закричал мальчик и побежал следом.

Пашка еле успевал за ними. Шли долго, пока не уткнулись в огромный кедр. Пашка увидел спящего себя и обомлел. Старик показал на торчащий из земли корень кедра, посмотрел на Пашку и закричал:

— Ну ́рэгу!

— Присаживайтесь. Скамейка-то общественная.

— Спасибо огромное-большое, — мужчина сел на противоположный край. Он раскрыл портфель и достал что-то, завёрнутое в фольгу. В свёртке оказался бутерброд с докторской колбасой.

— Вы уж простите-извините, что я тут так… — вздохнул он.

— Ничего страшного, — ответила она и зачем-то крепче прижала к себе сумку. «Надо бы прикупить перцовый баллончик», — подумала Виталина.

— Меня Виталием зовут, — продолжил мужчина, с воодушевлением чавкая бутербродом, — я тут недавно устроился вахтёром. А вас как зовут?

«Какой приставучий лузер!» — с брезгливостью подумала она.

— Тридцать восьмой ждёте? — не унимался Виталий, — и я тоже. Меня обычно сын возит-подвозит, но они с женой на Мальдивы уехали, представляете? Всю эту неделю добираюсь вот так.

Она невольно посмотрела на его улыбку: зубы были покрыты желтоватым налётом, и между ними застряла еда. Её чуть не стошнило.

Почему она сидит здесь в обществе какого-то доходяги? Столько сил, денег и времени она тратит на своё здоровье и красоту. Каждое утро делает зарядку, раз в неделю ходит в спортивный зал. Каждый день перед выходом наносит неяркий нюдовый макияж. И ради чего?

«Неужели это всё? Я вышла в тираж?» — на глазах готовы были навернуться горючие слёзы.

— А вы из неразговорчивых, я смотрю? — продолжал Виталий, энергично дожёвывая бутерброд, — моя первая жена такой же была. Но как только ей становилось что-то нужно от меня! Так сразу — Виталий то, Виталий сё. Всю зарплату забирала-отбирала, представляете? А вторая жена, наоборот, слишком говорливая, да померла быстро. Так что я теперь вдовец. Уже третий год пошёл. Сынок говорит, что пора подумать о себе…

Виталина с ужасом смотрела на кусок колбасы, упавшей на его рубашку. Наконец, решившись, она вскочила со скамейки, накинула ручки сумки на плечо и поспешила прочь.

— Куда же вы? — закричал ей вслед Виталий, — уже совсем скоро тридцать восьмой придёт — довезёт.

— Я лучше пешком, — тихо процедила она сквозь сжатые зубы.

До дома оставалось шесть километров — малая цена за то, чтобы этот кошмар прекратился. Лузер внезапно разразился смехом — звонким, продолжительным, наполненным почти болезненной ненавистью. Виталина ускорила шаг. Ей показалось, что уже вдалеке он заплакал и произнёс: «Не надо». А потом всё смолкло.

Пока мимо медленно проплывали, освещённые искусственным светом, окна однотипных домов, Виталина задумалась.

Она работала бухгалтером на заводе, и сквозь её руки проходили огромные суммы денег. Ей иногда хотелось отщипнуть небольшой кусочек от этих сумм, но что-то внутри мешало осуществить задуманное. Откуда в ней взялась такая честность? Страх оказаться за решёткой, как предыдущий бухгалтер? Или всё дело в отцовском воспитании? Кто знает? На психотерапевта денег у неё не было, поэтому вопросы так и оставались без ответа.

Конечно, в какой-то момент Виталина озлобилась на мир вокруг, а в частности — на мужчин. Богатых, красивых, которые проезжали мимо на шикарных автомобилях, но маленькая девочка внутри, мечтавшая стать принцессой, всё ещё издавала тонкий голосочек надежды: «Ты его ещё встретишь!»

Остановившись на минуту, она достала из сумки список и дописала туда имя: «Виталий». Ей стало немного легче.

Спустя пару километров рядом с ней остановился новенький Додж. Её сердце замерло. Окно плавно опустилось, и приятный мужчина чуть за пятьдесят вежливо обратился к ней:

— Простите, девушка!

«Девушка! Как приятно! Сейчас, наверное, осыпет комплиментами и пригласит подвезти!» — подумала она. С трудом скрывая радость на лице, ответила:

— Да?

— Вы просто невероятно красивая! Я восхищён вами и беспокоюсь за вас! — его брови встревоженно нахмурились. — Крайне опасно гулять так поздно одной. Могу ли я вас подбросить? Куда скажете!

— А вдруг у вас плохие намерения? — с надеждой спросила она.

— Ну что вы! Мои намерения — самые что ни на есть наилучшие!

Долго уговаривать её не пришлось. Виталина запрыгнула внутрь. Мягкие кожаные сиденья приятно обволакивали тело. Внутри всё ещё стоял запах новой машины, только-только выехавшей из салона. Кажется, на ней не было даже номеров. Впервые она так радовалась тому, что выбрала путь пешком.

— Меня зовут Виталий, — представился водитель.

«Это странно! Два Виталия за один час. Но какие же они — разные! — подумала она, — на этом дорогой спортивный костюм, аккуратно подстриженная щетина, модная стрижка с коротким боковым пробором, все зубы на месте, да ещё и белоснежные. Не мужчина — мечта! Чистой воды принц». Так она и стала его называть про себя. Её фантазия стала уносить её далеко. Она уже находилась в зелёных полях, посреди которых стоял огромный замок. На ней было воздушное платье, а рядом он в белом костюме и протягивал ей кольцо с огромным бриллиантом…

— А вас как зовут, прекрасная леди? — голос принца вырвал её из сказочного мира. Ей стало немного досадно от того, что он не прочувствовал её настроения и прервал её мысли, но она собралась и ответила как можно нежнее:

— Виталина…

— Какое необычно прекрасное имя! — улыбнулся он, — куда вас отвезти?

Она назвала адрес новомодного ЖК рядом с её настоящим домом — старой пятиэтажной хрущёвки, производящей столь тягостное впечатление, что привести туда Принца она не решилась.

— Чем вы занимаетесь, Виталина?

— Я — модель! — слова сами вырвались из её уст. Ну какая она модель! Ей тут же стало неловко и, глубоко вдохнув, она попыталась аккуратно выкрутиться из собственной лжи:

— Была моделью… А вы чем занимаетесь? — решила перевести разговор на него.

— Я перегоняю автомобили! Этот прекрасный Додж, благодаря мне, скоро обретёт нового хозяина! — бесхитростно ответил он.

По её телу пробежал лёгкий озноб, и, не задумываясь, она выпалила:

— Это не ваша машина?

— Нет, конечно, — рассмеялся он, — мне на такую копить лет двести…

В полутьме салона Виталина присмотрелась внимательнее. Весь образ «принца» рассыпался — спортивный костюм оказался самым дешёвым, купленным, вероятно, по скидке, а причёска, которую в темноте она сочла модной, при дневном свете могла понравиться разве что пьяному.

— Высадите меня! — грозно потребовала она.

— Осталось ехать минут пять, — попытался возразить он.

— Высадите! Или я звоню в ГИБДД! Или в полицию, или куда угодно, — растерянно пригрозила она.

— Хорошо, хорошо! — сдался он.

Виталий притормозил у обочины, и Виталина выскочила наружу. Додж тут же умчался прочь.

«Почему ко мне клеятся только бедные мужики? — с трудом, сдерживая подступающие рыдания, думала она, — двое за один вечер. Чем я заслужила? Я воспитала двух прекрасных сыновей. Дала им образование. Вытерпела двадцать лет ужасного брака ради них и дальше бы терпела, если бы не муж. Неужели я не заслужила немного счастья для себя?»

Список пополнился новой записью, и дурные мысли отступили.

Последние полкилометра она прошла, не думая ни о чём. Около подъезда с бутылкой пива сидел местный пьяница Виталик.

«Третий Виталий», — мелькнуло в голове.

— О! Здаров, Виталин! — раззявив рот, приветствовал он. — Прекрасный вечер!

— Опять пьёшь, Виталик?

— Опять пью, — дружелюбно подтвердил он. — Как тут не пить? Если я вдруг перестану, то в голову мысли разные полезут… А это нехорошо!

— О чём мысли?

Он задёрнул штанину, показывая протез вместо ступни:

— Я ж был в Афгане. Смотри… Оттуда подарочек! Но… мне бы бабу хорошую, так может, и пить перестану. Вот ты, Виталин, вроде баба нормальная?

— Это вопрос? — тяжело вздохнула она, пытаясь скрыть поднимающееся негодование. По правде сказать, она немного боялась Виталика. Обычно спокойный, он в любой момент мог взорваться и натворить глупостей.

— Да какой тут вопрос… — резко погрустнел он. — Я же сам всё вижу…

Она зачем-то кивнула и прошла внутрь подъезда. Виталий тихо заплакал и произнёс: «Я это заслужил».

В квартире Виталина села на тумбу в прихожей и тоже заплакала.

«Старая дура, — мысли лезли сами собой, — принцессой ей захотелось стать. За богатого выйти замуж…»

Она достала листок и записала третье имя.

В дверь постучали.

«Есть же дверной звонок, зачем стучать?» — удивилась она.

Виталина открыла. На пороге стояли двое полицейских:

— Виталина Геннадьевна Щербакова?

— Да, — растерянно ответила она. Сердце почему-то бешено застучало.

— Вы арестованы по подозрению в хищении средств завода.

— Что? — она чуть не закричала.

***

В тюремной камере было холодно. Странное ощущение: снаружи лето, а здесь — сырость и холод. Она никак не могла этого понять.

Вся несправедливость ситуации заключалась в том, что, скорее всего, крал деньги её директор Виталий, подделывая подписи. Будь она чуть повнимательней и попрофессиональней — давно бы всё заметила, но каждый день она сидела, уставившись в окно и представляла, как встретит принца. Вот и пропустила все звоночки.

Глупая.

Сыновья даже не удосужились навестить. Слишком много собственных дел. Бывший муж, естественно, тоже, не пришёл. Зато во время заключения у неё побывало целых три других посетителя.

Первым был тот самый лузер с автобусной остановки — тоже Виталий. Он присел рядом с прутьями решётки и сказал:

— Я принёс тебе бутерброд.

Потом протянул ей свёрток фольги.

— Спасибо! — благодарно ответила она.

Посетитель сделал шаг назад и пропал в тени, будто его здесь никогда и не было.

Вторым был водитель, что подвёз её — «Принц» Виталий:

— У меня ничего нет, но я принёс тебе ключи от Доджа! — он протянул ей брелок. Она взяла.

— А как же хозяин автомобиля? — смутилась она.

— А-а-а, — он махнул рукой. — Я всё равно разбил его машину в хлам…

Он улыбнулся и тоже исчез.

Третьим пришёл пьяница, что сидел около подъезда. Тоже Виталий.

— Я принёс тебе мою ступню.

— Как же ты тогда будешь ходить?

— Я не буду больше ходить, — вздохнул он и исчез.

Виталина посмотрела на свои дары и убрала под металлическую кровать.

***

Спустя три месяца её отпустили за недостатком улик.

Уже дома она начала доставать из сумки одну вещь за другой: свёрток фольги, протез ступни, ключи от автомобиля, золотой спиннер. Эти вещи теперь не казались случайными. Она начала вспоминать, откуда они взялись. Это были трофеи с мест убийств, которые она совершила. Ужас начал накатывать на неё волнами.

Виталина повертела в руках спиннер и вспомнила, как пять лет назад отобрала его у мужа Виталия. Он постоянно вертел его в руках. Как же её это бесило. Взрослый мужик!

Как же её бесило, что она двадцать лет терпела его неблагодарность и бесконечные измены. Тогда сознание словно отключилось, и она схватила нож и перерезала ему горло. Одним простым движением. Тело она по частям скинула в реку. Наплела всем лжи про молоденькую любовницу. Никто не стал разбираться. Всем было всё равно.

И теперь в каждом бедном старом мужике, который пытался к ней клеиться, она видела мужа. И убивала одним движением ножа. Сначала на остановке лузера. Он успел только крикнуть: «Не надо!». Потом принца в машине — он врезался в фонарный столб. Она чудом осталась живой и даже без царапин. Последним был пьяница, упавший ничком около подъезда.

Она достала из сумки список и развернула его:

«Виталий

Виталий

Виталий…»

Этих троих, наверное, даже звали по-другому, не Виталиями. Это в её голове возникло короткое замыкание, которое наделило всех жертв знакомым именем. Что же теперь делать?

Она зачеркнула три последних имени и подумала, что зря она терпела все эти двадцать лет… Возможно, жизнь сложилась бы совершенно иначе. Или это было в ней всегда?

Автор: Вадим Березин

Быстрым легким шагом он двигался в ярких лучах послеобеденного солнца по проселочной дороге. Машину пришлось оставить в соседнем селе, на окраине, там, где заканчивалась грунтовая дорога. Впрочем, примерно там же заканчивалась и мобильная связь. Михаил - так звали владельца автомашины, оставил ее во дворе одного из местных жителей, предложившего свои услуги.

Хмурый мужичок, проходивший мимо, увидев, что он собирается оставить свой внедорожник просто на обочине, покачал головой и сказал, что у них в деревне конечно все свои, но именно поэтому чужая машина может случайно остаться без колес примерно сразу, как только приезжий скроется из виду. Поинтересовался он и целью визита путешественника, но услыхав, что тот приехал пофотографировать окрестности, утратил к нему интерес. Немного смутило Михаила то, что двор у мужичка был похож на филиал местной авторазборки, но уповая на внесенную плату “за хранение”, сильно беспокоиться не стал.

Михаил вышел в путь поздно, за что немного корил себя: не слишком приятно в сумерках обшаривать чужое жилье. Впрочем, он рассчитывал вернуться за машиной и уехать до темноты. Все потому, что не думал, что дорога до этой деревеньки окажется настолько долгой: сначала до ближайшего поселка по асфальту, потом до села по грунтовке, а теперь вот и вовсе пришлось идти пешком, потому что дорогу к заброшенной деревушке никто не отсыпал и не торил давным-давно, кроме лесовозов, и поэтому дойти до нее можно было в настоящее время только пешком. Конечно жаль было оставлять машину- в нее могло поместиться много всякого разного найденного, однако поскольку то, что он хотел найти, было небольшим, то он огорчался не так сильно, как обычно, когда могла быть упущена хоть часть чужого добра.

Пока шел по заросшей проселочной дороге с глубокими колеями, вдоль леса, под стрекот кузнечиков и пение птиц, в который раз прокручивал в голове детали заинтересовавшего его необычного повествования, которое привело сюда. На городском форуме, в теме, где народ обсуждал разные чудесные находки, один человек похвастался, что у его бабушки в деревне был дом, где спрятаны царские червонцы. Что в трудные времена старуха доставала откуда-то в избе узелок с золотыми десятками и одаривала детей, а впоследствии внуков, монеткой. А потом померла и внуку все недосуг съездить в деревню на поиски спрятанного. Михаилу пришлось потратить немало времени и сил, чтобы потихоньку выяснить- какую именно деревеньку имеет в виду рассказчик. Далее, покопавшись в архивах и сопоставив некоторые детали, он обозначил конкретное место будущего поиска.

Деревня, о которой шла речь, обезлюдела не так давно. Дома там стояли более-менее целые и была надежда, что цепкие руки конкурентов Михаила по бизнесу, то есть таких же мародеров, как он сам, до нее еще не дотянулись. Как известно, первое время местные, у которых полно родни в окрестных деревнях, по той или иной причине стараются поддерживать в относительном порядке даже заброшенные дома, не допуская их разорение. Поэтому следовало поторопиться с поисками, пока у внука покойницы, кого-то из местных или пришлых не дошли руки, или дома не начали рушиться, хороня под собой все ценное, что в них было.

Наконец, пройдя мимо нескольких изб разной степени заброшенности, Михаил дошел до невысокого резного крылечка нужного дома. В деревне ожидаемо он не встретил ни души, стояла тишина, только откуда-то издали ветер доносил мычание коров и лай собак. “Богатое на хабар должно быть местечко! И металл валяется кое-где и провода еще не срезаны. Что же можно найти, если как следует по избам пройтись?” - подумал мужчина и решил, что нужно обязательно навестить деревушку еще раз в кратчайшие сроки после того, как он завершит сегодняшнее дело.

Изба оказалась не заперта, поэтому он вошел, просто потянув на себя заскрипевшую дверь. Сени были заставлены вдоль стены разной утварью. Низенькая дверь вела на кухню, из которой виднелся проход в горницу.

Михаил подумал, что сначала обыщет все известные ему места, в которых деревенские жители скрывают ценные вещи, и только потом примется за более серьезный поиск с вскрытием полов, простукиванием стен и тому подобным. Металлоискатель он с собой не понес: во-первых, чтобы не вызывать подозрения или возмущение у местных, во-вторых, считая, что если бабка периодически откуда-то доставала узелок с деньгами, значит он должен находиться где-то неподалеку в избе, и скорее всего там, где и ранее находились клады в других похожих домах. Он подумал, впрочем, что если ошибся, то всегда можно вернуться на это место более подготовленным.

Центр кухни занимала огромная русская печь с каким-то невероятным количеством приступочек, выступов, дверец и топок. У окна стоял стол, накрытый цветастой клеенкой и два стула. Имелось некоторое количество полок по стенам, а посмотрев наверх, Михаил увидел просторные полати с тюфяками, подушками, вениками и еще какими-то сваленными вещами. Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли, к запаху старого дерева и трав примешивался какой-то запах- неприятный, напоминающий тухлятину. “Должно быть где-то лежит умершая мышь или птица - подумал он. -- Лишь бы не вляпаться, не наступить ненароком”.

На стене кухоньки висели старинные часы-ходики, с головой кошки, глаза которой должны двигаться в такт маятнику. Стрелки часов неподвижно застыли на двенадцати часах. Отметив про себя, что часы представляют на рынке старья определенную ценность и необходимо их будет забрать перед уходом, он увидел возле печки квадратную крышку лаза в подпол, располагавшийся под домом. На всякий случай, Михаил открыл её и заглянул вниз: вопреки ожиданиям, подпол не простирался под всей территорией дома, а был перегорожен кирпичной стеной, проходившей внизу по границе кухни, причем кладка была не такой уж и старой. Здесь же виднелось мощное основание русской печи, в самом же погребе было чисто, сухо и пусто.

Необходимо было с чего-то начать поиски, и Михаил начал планомерно обшаривать печь. К сожалению, кроме пары спичечных коробков, и старой варежки, найти ничего не удалось. Зато когда он скинул со стола, стоящего на кухне, выцветшую клеенку, его ждал сюрприз: под ней обнаружилось пара советских красных десятирублевых купюр. Ценности они не имели, однако намекали, что впереди могут ждать интересные открытия.

Михаил решил было пройти в горницу, как вдруг его внимание привлек звук шаркающих шагов в сенях. Сжав в руках подвернувшееся под руку полено, он выглянул из дверей. Там было пусто, шаги затихли. Зато вдруг громко затикали ходики за его спиной. Глаза кошки на часах начали лихорадочно бегать вправо и влево, а маятник задвигался с бешеной скоростью. Не обращая внимания на холодок, пробежавший по спине, мужчина поплотнее захлопнул входную дверь, приписав почудившиеся шаги разыгравшемуся воображению, а внезапно заработавший часовой механизм расклиниванию шестеренок от вибрации шагов. К необычным звукам старых домов, за время своей "карьеры" он уже давно привык и больше опасался появления коллег, встреча с которыми могла быть очень опасной.

Обшарив кухоньку, и не найдя более ничего для себя интересного, посетитель принялся за поиски в горнице. Первым делом он залез в “красный” угол, в котором не удалось обнаружить ни одной иконы, вследствии чего он с раздражением сорвал укрывающее пустые киоты расшитое цветами полотенце. Повертев в руках искусно вышитое полотно, подумал, что за такое вполне возможно выручить рублей двести, поэтому, аккуратно свернув и встряхнув от накопившейся пыли, сунул его за пазуху.

Вдруг, ему резко захотелось в туалет. Оглянувшись по сторонам, он решил все же не мочиться в горнице и поэтому распахнул створки, сделав свои дела прямо в заросли крапивы под окном. Окно закрывать не стал: подумал- пусть выветрится неприятный запах, присутствующий в доме - может будет легче дышать.

Следующим пунктом осмотра стала старинная кровать, стоявшая в углу горницы. Пришлось скинуть с нее одеяло и распороть старый матрац, как следует покопавшись в его внутреннем содержимом. Но опять, к большому разочарованию поисковика, там содержалось лишь самое обычное соломенное наполнение. Расшатав каркас кровати, Михаил понял, что и здесь сюрпризов ждать не стоит: спинки и ножки ее были литыми и каких-либо полостей, которые могли бы содержать в себе секреты, они иметь не могли.

В этот момент за висящим на стене ковром, изображающим лихую тройку, несущуюся куда-то вдаль, Михаил увидел очертания дверки, обклеенной выцветшими обоями. Сердце радостно екнуло в предчувствии, что он нашел путь к тому, что искал.

Сорвав со стены ковер и отбросив в сторону, кладоискатель открыл дверцу и замер на пороге. На противоположной стороне длинной узкой кладовочки располагалось несколько полок, на которых стояли несколько темных флакончиков, деревянная шкатулка и лежал свернутый узлом платок. Разом вспотев от волнения, Михаил вспомнил, что в рассказе про бабкины червонцы фигурировал сверток, сделанный из старинного головного, белого, в мелкий цветочек, платка.

Шагнув через порог, не успев удивиться хрустнувшей под ногой доске, пролетев куда-то далеко вниз, человек успел лишь негромко вскрикнуть в тот момент, когда острые зубья бороны, на которые он упал со всего маху, пронзили ему спину, и потерял сознание.

Очнувшись через некоторое время, Михаил понял, что не чувствует ног, у него кружится голова и по всей видимости сломана правая рука. Ощутил запах сырой земли и невыносимый тошнотворный запах гниения. Осмотревшись, в тусклом свете, лившемся из дыры в полу, который теперь находился на недосягаемой для него высоте, он увидел, что рядом валяются обломки досок, упавших вниз вместе с ним, а в некотором отдалении находится гниющий труп. Немного дальше виднелись белеющие кости человеческого скелета.

Михаил хотел заорать от ужаса, но не смог, из его горла вырывались только хрипы и сипение. Именно в этот момент чья то тень закрыла свет над его головой. Косматое существо, стоящее на краю провала над головой Михаила завозилось, вниз посыпался мелкий сор.

Стараясь не терять сознание из последних сил, мужчина попытался прокричать просьбу о помощи.

– Как же, как же…- хихикнув, ответило существо продолжая громыхать наверху. – Для того я тебя сюда запустила, чтоб вытаскивать. Там и подохнешь!

Михаил почувствовал, как изо рта потекла струйка крови и попытался разжалобить говорящего, умоляя если не спасти его, то хотя бы вызвать подмогу, в ответ на что услышал фырканье и хмыкание. Ему стало очевидно, что мольбы не помогут, и он решил узнать хотя бы кто и почему приготовил эту страшную ловушку. Сознание все больше уплывало, а голос был тих и больше похож на шепот, когда он спросил:

– Кто ты и что ты тут делаешь?

– Я домовиха, - скрипучим голосом представилось существо, а мужчина с ужасом попытался напрячь зрение, чтобы разглядеть то, что склонилось над ним. – Это наш дом, наш с Макеевной, и я никому не позволю тут хозяйничать, кроме нее и ее детей и внуков. Хозяйка ушла из дому какое-то время назад, но в нашем доме всегда должен быть порядок! Ты пришел его нарушить, как и те двое до тебя. Посмотри, что ты сделал с избой? Они тоже навели беспорядок, но я хорошая: все убрала потом, как будто ничего не было, правда? Ничего, и после тебя все будет исправлено. Только вот полотенчико от икон ты зря за пазуху спрятал, а теперь испачкал кровью, но ничего - достану, потом достану, попозже…- силуэт косматой головы стремительно мерк в сгущающейся над ним тьме.

– Твоя хозяйка давно сдохла и лежит на местном кладбище, а ее дети и внуки никогда сюда не вернутся! - из последних сил зло прохрипел Михаил.

– Вернутся! Должны вернуться! Кто-нибудь обязательно приедет! А вот ты сгниешь тут так же, как эти двое! - упрямо выкрикнуло существо, всхлипнув и задвинуло дыру в полу крепкими досками.

Какое-то время лежащий в погребе человек ещё слышал топот крысиных ножек, а потом сознание милосердно покинуло его навсегда...

Я не люблю поздние звонки. Во-первых, хочется спать, а во-вторых, я всё время бросаю телефонную трубку в каких-нибудь ебенях. И пока ищу её в темноте на звук, опрокидываю всевозможные стаканы, вазы, прочию хуиту. Поэтому когда раздался этот звонок, я первым делом выдал в потолок длинную матерную тираду, в надежде, что пока я произношу всё, что думаю, телефон замолчит. Но напрасно, он был настойчив как цыганский ребёнок в метро. Кое как найдя ебучую трубку и в который раз обругав себя ослом, за то, что не положил её рядом с собой я поднёс ей к уху.
- Да?
- Хелло!

Дело в том, что я говорю по-английски, и в дальнейшем я буду сразу переводить все разговоры на «наш». Исключительно для удобства чтения. Итак:

- Да?
- Привет!
- Кто говорит?
- Представитель Анжелины Джоли
- Идите на хуй. – я повесил трубку.

Может показаться странным, что я обратился на «вы», но всё таки Питер - это город высокой культуры. Да и в английском языке нет разницы между «ты» и «вы». Чувствую, что филологические понты вам в хуй не упёрлись и более не буду грузить учёной лабудой.

Через пару секунд телефон опять зазвонил. Я ёмко выругался, но овладел собой.
- Да?
- Привет!
- Анжелина Джоли?
- Да! Да!
- Пизда! Сука ёбаная! Пидараска! Иди на хуй губастая тварь, у нас бля три часа ночи!
Заметьте, что всё это было сказано максимально вежливо! По крайне мере мне показалось, что я был предельно корректен. Хотя может быть излишне прям.

Телефон зазвонил опять.
- Да?
- Не вешайте трубку! Ваш номер победил в  конкурсе «Знакомство с Анжелиной Джоли».
- Я не участвовал ни в каких конкурсах!
- Но вы что, не хотите познакомится с Анжелиной Джоли?
- Допустим хочу, но хули от этого толку, у меня нет столько лавэ, чтоб раскрутить её на «поебаться».
- Это уж как договоритесь…
- А сейчас то я с кем говорю?
- Я представитель Анжелины Джоли в России.
Я посмотрел на себя со стороны. Это всегда помогает, когда хочешь избежать глупой ситуации. Три часа ночи, Россия, звонок от Анжелины Джоли.
Херня какая-то! Похоже на розыгрыш. На глупый розыгрыш!

- Какой у вас, то есть не у вас, а у вашей, этой, Джоли, размер сисек?
- Третий.
- Я работаю «от четырёх».
И я повесил трубку. Мне показалось, что я достойно вышел из этого глупого диалога.
Но проклятый телефон зазвонил опять. Это уже было ни хуя не смешно. Но и я уже проснулся. Хуй с ними, они хотят, чтобы я познакомился с Анжелиной Джоли, будет им знакомство!

- Да?
- Извините, мы не хотим казаться навязчивыми, но вы первый человек, добровольно отказывающийся от знакомства с САМОЙ Анжелиной Джоли. – так и было выделено в разговоре «САМОЙ».
- Я согласен.
- Это правильный выбор, в конце концов, это не какая-то Лада Дэнс.
- Да уж, ну и где мы встретимся, мне надо купить путёвку в Америку, или назвать вам адрес?
- Завтра на седьмой Советской, где-нибудь в районе восьми вечера, там, рядом с Мытнинской есть неплохая кафешка. И цены гуманные.
Я хотел спросить «как я вас узнаю», но всё-таки решил, что Анжелину Джоли смогу идентифицировать сам.

Хули сказать? Сон пропал. Я постарался припомнить на память, какая она, Анжелина Джоли. По-моему ничего так, хотя и не без изъянов. Но с другой стороны, если удастся её выебать, уже нехуёвый бонус от боженьки. Полистал отрывной календарь. Выпил бутылочку пива. Чтоб вечером не ударить в грязь лицом решил не дрочить. И в конце концов уснул.

К встрече я готовился тщательно. Побрился, помылся, почистил зубы, поменял постельное бельё. Проверил аварийный запас гондонов. К назначенному сроку я уже сидел в кафе за самым дальним столиком. Анжелина явно задерживалась. Через два стола штук пять погранцов интенсивно пили водку. Ещё дальше какие-то студенты цедили пиво. Ну и остальная публика было «не ахти». Я выпил «сто» для снятия стресса. И тут в помещение вошла ОНА. Признаться, я охуел. Погранцы вскочили по стойке смирно и дружно выдохнули «Ебать!». Студенты обтрухались пивом. Какая-то ревнивая тётя тут же дала своему хахалю по еблу, но он этого не заметил и продолжал ронять слюни в тарелку. Тем временем Анжелина прошла прямо ко мне и спросила на чистом русском:
- Давно сидите?
- Хуйня, - весело ответил я – Только сотку скушал.
- Закажите мне пиваса, а то я прямо с самолёта, кормили какой-то доширачиной, раз пять уже продристалась.
И мы весело засмеялись.
В воздухе запахло тревогой. Подошёл один из пограничников.
- Простите, или как там, экскьюзми, ебанарот, не желаете протанцевать белый танец.
- Шёл бы ты лесом – отбрила его моя спутница, и, повернувшись ко мне, спросила:
- Ваши военные всегда такие липкие?
- Нет, что вы, они просто не верят в своё счастье.
- Им удалось обналичить жилищный ваучер?
- Скорее всего, виной ваша красота.
Незадачливый пограничник потоптался ещё какое-то время, потом многозначительно хмыкнул и не спеша, чтоб не растерять обаяния, вернулся за свой столик.

Мы весело болтали о том, о сём, и незаметно я понял, что безумно влюблён в это провинциальную дурочку. Да и она осторожно погладила меня своей ногой под столом. Тут- то я и пожалел, что вчера не подрачил. Хуй реагировал на эти знаки внимания как пограничники. А именно - тоже встал по стойке смирно.
- Может, сменим обстановку?
- Да, я не против посмотреть на ваши «белые ночи»! – с восторгом отвечала она.
Когда мы выходили, пограничники толкая друг друга ломанулись в туалет.

Прекрасен град Петров! Особенно ночью, когда не видно того, что бросается в глаза при свете дня.

- Где ты так научилась говорить по русски?
- Мой отец был моряк, Русский моряк, его корабль потерпел крушение, и его выбросило на берег Америки. Там он познакомился с моей матерью, тоже русской, но из эмигрантской среды, а чтоб нас не выследило КГБ, мы сменили фамилию.
- У тебя было много парней?
- Сейчас это не важно…
Я прижал её к ограде летнего сада и поцеловал прямо в губы.

Всю ночь мы гуляли по ночному городу. На Лиговке мы по очереди поссали в арке. Это ещё больше сблизило нас.
- Ты знаешь, я хочу сделать себе татуировку, силуэт разведённых мостов и твой профиль, – признался я.
- А я хочу «забить» Бреда Пита на левой сиське и наколоть вместо него тебя.
И мы опять долго целовались.

P.S.
Она позвонила через неделю из сраного Нью Йорка.
- Дорогой, я залетела!!!
- Вы ошиблись номером, – отчеканил я и повесил трубку. Ебал я в рот эту Анжелину Джоли!

автор Алексей Свешников

— Попробуем снова, — процедила она сквозь зубы. — Что ты знаешь про остров?

Парень дергался и рычал, стараясь высвободиться, и только когда она приставила к его горлу его же нож, затараторил:

— Я скажу, только не убивай! Позови Стеллу! Просто позови, и ты пройдешь!

— Вот и умница, можешь ведь, когда хочешь.

Она перерезала тощему горло и слезла с него. Вытерла нож о его шорты, положила в сумку. Парень хрипел и дергался, пока кровь хлестала у него из горла. А когда затих, над ним засветились цифры 1 и 2.

— Маловато ты стоишь, — сказала Ева, — хотя что вы там еще можете стоить на этом острове, отбросы.

Она встала у стены и нахмурилась. Стелла. Та самая? Неужели ей так повезет!

— Стелла! — позвала, слабо надеясь, что все так просто. Вся королевская конница, вся королевская рать... Не могла эту Стеллу достать. А надо было просто позвать, серьезно?

Бетонная плита перед ней подернулась рябью, издавая низкий гул, как при высоком напряжении. Ева с опаской ткнула в появившуюся дыру палкой, и только потом, убедившись, что с палкой ничего не случилось, проскользнула внутрь и застыла на месте.

Место за забором выглядело совсем не так, как она ожидала. Беленькие домики, мощенные камнем дорожки, по краям которых расположились цветущие клумбы, мужчины и женщины в легкой одежде с умиротворенными лицами занимались каждый своим делом. Даже коричневое море не выглядело отсюда таким мерзким, напротив, казалось органично вписанным в местный пейзаж. После пыльного города, где Ева провела всю свою жизнь, остров воспринимался как самый настоящий рай.

Заметив Еву, жители приветственно подняли руки и засверкали улыбками. Совсем скоро они окружили ее и повели за собой куда-то вглубь, ласково подхватив под руки. Они говорили и говорили, образуя неровный хор голосов, который сбился в ее голове в единый гул. Ева пыталась вычленить отдельные голоса и предложения, но не могла. Ощущения спокойствия и тепла окутало ее как мягкая вата, только на границе сознания билась невнятная тревога, осознать которую она была не в состоянии. Хотелось улыбаться, греясь в тепле чужих улыбок, покачиваясь на чужих руках, растворяясь в хоре чужих голосов.

Минус 10

Минус 20

Минус, минус, минус...

Ева очнулась, когда цифры над ее головой запищали и замигали красным. Мгновенно покрывшись холодным потом, она замахала руками, отбиваясь от окруживших ее людей, и закрутилась на месте, выискивая причину ее потерь.

— Что это? Как вы это делаете? — закричала она, размахивая ножом.

Жители притихли, выстроившись в ровный круг поодаль, и с улыбками смотрели на нее, не говоря ни слова и не предпринимая никаких действий.

Ева чувствовала, как слабеют руки, кружится голова и взгляд застилает пелена. Она наугад ткнула ножом и повалилась на землю.

***

— Все в порядке, — женский голос вывел ее из забытья.

Ева открыла глаза и осмотрелась. Белая комната с красными дверьми, она лежит на полу, а рядом Стелла. Та самая Стелла, постаревшая, но все такая же, с добрыми морщинками у глаз, пухлыми руками и мягкой улыбкой. Все так же усыпляет бдительность, внушая обманчивое чувство безопасности.

— Ты! — прохрипела Ева, пытаясь найти свои цифры. Сколько там еще осталось? Хватит на сражение?

— Да, дорогая. Не волнуйся о статистике, здесь ее нет. Здесь она ни на кого не действует. Кроме тебя, но это пока.

— Но как? — от удивления Ева даже забыла, что только что хотела драться. Ее счетчик почти обнулился, но чувствовала она себя при этом вполне сносно.

Отменить цифры невозможно. С приходом новой жизни и системы в мир, каждый гражданин с десяти лет наделялся голографическим табло над головой. Каждый должен был зарабатывать свое право на существование с юности. Отменить это было нельзя. Можно было только выбрать наиболее приемлемый для себя путь — быть добропорядочным гражданином или наоборот. От старого уклада осталось многое, с приходом системы стало проще принимать дурную сторону, но система была по-своему справедлива, очки поощрения выдавались одинаково как за хорошие поступки, так и за плохие. За страдания жертва получала больше мучителя. Некоторые граждане становились профессиональными жертвами — дети, пережившие насилие, вырастая, искали для себя «хозяина», в симбиозе с которым им удавалось прожить привычную и относительно долгую жизнь. Была ли она счастливой? Вряд ли. Просто самый простой выбор.

Ева была из их числа, ее мать была жертвой, отец «хозяином». Такие дети редко перебирались на другую сторону. Но она смогла. В день установки табло она твердо решила однажды поменяться с папой ролями, когда у нее будет достаточно очков на счету и боевого навыка. Но появилась Стелла.

Просветленная, так ее называли. Она организовала приют для жертв, очень быстро собрав в нем десятки женщин и детей. Мама и Ева тоже попали туда, после особо жесткого наказания от папы. Мама еле двигалась, и Еве приходилось поддерживать ее, пока они брели в приют.

«Там нам помогут, — с усилием бормотала мама, — надо это прекращать».

Ева смотрела на цифры маминого табло. «Хорошие цифры, папа постарался, не жалея кулаков, добавил маме очков, хватит надолго», — так думала тогда Ева. Сама она в этот раз не была хорошей жертвой, уклонялась, защищала мать и больше потеряла, чем получила. Но это ее не волновало, внутри разгоралась надежда, что теперь все изменится, они смогут зарабатывать очки иначе, работой, как все, или даже убийствами. Она была готова и на это — убийц было мало, они всегда были в цене.

Стелла сама встретила их. В белом длинном платье, с собранными в корону волосами, она напомнила Еве богиню из исторических файлов. Приняла маму в объятия, не обращая внимания на пятна, которые оставались на белой ткани от слез и кровоточащих ран.

— Глупые мои овечки, — ласково говорила она, — теперь вы в безопасности, всё будет хорошо.

Ева поверила, не замечая, что у Стеллы на табло запредельное количество очков, что жертвы в приюте ведут себя слишком тихо и мало двигаются, что глаза их пусты, а улыбки выражают скорее безумие, чем радость. Откуда ей было знать, как выглядит безумие?

Сначала все было хорошо, мама поправлялась, раздумывала, на какую работу выйти — с этим проблем не предвиделось. Система предоставляла свободный выбор и бесплатное обучение. Много профессий исчезло за ненадобностью: учителя, юристы, банкиры, менеджеры, продавцы... Ева и не знала, сколько их еще было и для чего, теперь ценился только ручной труд, все остальное решала система.

А потом мамы в каком-то смысле не стало. Она перестала говорить, только сидела, покачиваясь, и смотрела в одну точку. Стелла сказала, что так бывает. Жертва иногда не может перестать быть жертвой и ей становится невыносимо без хозяина. Поэтому она привела отца.

Тот день Ева никогда не забудет. Как Стелла улыбалась мягкой, доброй улыбкой, пока отец пинал маму в живот, как гладила его по голове, приговаривая, что жертвы на самом деле хозяева, что все в мире перевернуто и неправильно, что он ни в чем не виноват, и она его обязательно «починит» и «спасет». Не забудет она и того, как сумела добраться до кровати, в изголовье которой лежали ножницы («от дурных снов», — говорила мама, подкладывая их под матрас), и как совершила свое первое убийство, воткнув лезвия в горло папы. Как визжала Стелла, на этот раз отпихивая от себя истекающего кровью отца, как минусовался его счетчик, и как прибавлялись цифры на её собственном табло. И как смотрела на нее мама, помутневшими навсегда глазами, но с улыбкой на лице. У каждой жертвы был свой предел — очки могли приходить и дальше, жизнь продолжалась, а вот психика не выдерживала.

Стелла вскоре исчезла. Приют закрыли, жертв раскидали нуждающимся мучителям, всех, кроме мамы. Ева убила ее, невыносимо было смотреть на нее такую. Сама она стала убийцей, хоть смысла в этом уже не видела, отца больше не было, а убивать просто так не приносило ничего, кроме очков и пустоты внутри.

Несколько лет она прожила в тени, стараясь не выделяться и брать столько заказов, сколько было необходимо на оплату жилья и пропитания. Пока не узнала про остров.

Он появился ниоткуда. Место, которое не видела система, где пропадали люди. Место, о котором шептались, которого боялись, куда желали попасть. Никто не знал, кто организовал остров. Наемники исчезали там бесследно. Слепое пятно в системе, которое могли обойти только люди, живые, настоящие.

Награды за информацию о нем Еве хватило бы на всю жизнь, можно было бы навсегда забыть про убийства и работу, убраться из этого города и попробовать что-то другое. Да и терять ей было нечего.

***

— Как ты это делаешь? — повторила вопрос Ева, вглядываясь в ненавистное лицо.

— В прошлой жизни я была гением, — ответила Стелла, касаясь ладонью волос Евы. — Систему придумали люди, люди же могут ее отменить.

— Чего ты хочешь? — Ева дернулась, уклоняясь от пухлых пальцев.

— Хочу спасти мир, — спокойно ответила Стелла, опустив руку.

Ева вспомнила маму и горько хмыкнула. Не похоже это было на спасение.

— Знаю, о чем ты думаешь, — оборвала ее мысли Стелла. — Ты видишь мир в искажении. Ты не была жертвой, как и твоя мать. Вы сами выбрали этот путь. А твой отец не выбирал, ему пришлось. Вот кто настоящая жертва, понимаешь? И ты теперь тоже настоящая, а значит заслуживаешь лучшей жизни.

В комнату входили люди, Ева с трудом узнала пару лиц, бывшие наемники, такие же, как она. С блаженными улыбками на лицах и плавными движениями, они совсем не походили на себя прежних. Ни у кого над головой не светилось табло.

— Я поняла, — сказала Ева, приподнимаясь с пола. — Что мне нужно делать?

На лице Стеллы всего на миг промелькнуло удивление и тут же сменилось улыбкой. Она встала и подала Еве руки. Люди в комнате заговорили, их голоса слились в уже знакомый гул, в голове помутнело, и Ева, ухватившись за теплые ладони, с трудом поднялась на ноги.

Люди вокруг улыбались и покачивались, повторяя невнятные слова. В висках запульсировало, а то место, где Ева привыкла ощущать шестым чувством свой счетчик, пронзило болью. Она вскрикнула и согнулась пополам, вырвав руки из ладоней Стеллы. А когда разогнулась, воткнула нож в рыхлую шею, точно между ключиц.

Гул пропал. Стелла захрипела и схватилась за нож. Ее платье заливалось кровью, совсем как тогда, с отцом. Только теперь Стелла не визжала и не прыгала по комнате, а повалилась назад и задергалась. Никто не бросился ей на помощь. Никто не бросился на Еву. Люди застыли, улыбки сползли с лиц, сменившись оскалом, воздух заискрился, и над головами каждого появилось привычное табло с почти обнуленными счетчиками.

Секунда — и бывшие жертвы просветленной хозяйки бросились на ее подрагивающее тело. Они рвали ее на части, выгрызали куски, как стая хищных животных, блаженное безумие сменилось на приступ столь же безумной ярости.

Ева прикрыла рот и нос рукавом, чтобы не вдыхать медный запах, и вышла. Снаружи стояли растерянные люди, над каждым светилось табло. Все они с такой статой не протянут и дня, но Еву это не беспокоило. Она шла к выходу, а ее счетчик все еще продолжал накручивать цифры.