"Творчеством, как и любовью, бессмысленно заниматься по методичкам".
Продолжение (из второго тома) книги "Антикоучинг. Как НЕ НАДО писать [81 "ошибка выжившего"], которая не даёт покоя паразитам-коучам, указывающим, как надо.
Как работать над своим языком?
Выдающиеся способности тут не нужны, нужен системный подход. Телевидение и радио с прочими информационными ресурсами деградируют сами и ведут к деградации аудиторию. Об интернет-площадках — чуть позже.
Для желающего эволюционировать есть два основных источника развития: чтение книг и общение с носителями хорошего языка. Чем более разнообразными будут книги и собеседники, тем быстрее и лучше разовьётся язык. При этом стоит помнить несколько правил.
Первое: в разговоре больше слушать. С умным человеком и помолчать не грех. Михаил Жванецкий напоминал:
Ум часто говорит молча. Ум чувствует недостатки или неприятные моменты для собеседника и обходит их. Ум предвидит ответ и промолчит, если ему не хочется это услышать... Глупость не спрашивает. Глупость объясняет. В общем, с умным лучше. С ним ты свободен и ленив. С дураком ты всё время занят.
Незачем трудиться с дураками, когда есть возможность отдыхать с умными. И на этом отдыхе — развиваться.
Второе правило: услышав или вычитав неизвестное слово (в том числе и здесь), при первой же возможности смотреть его значение в словаре. А возможность такая найдётся: сейчас у каждого под рукой интернет с любыми справочниками.
Кстати, в конце книги собран именной список процитированных авторов, и о каждом сказано что-то интересное.
Третье правило: проверять информацию, которая вызывает сомнения. Развитие языка идёт рука об руку с ростом эрудиции. Способ тот же, интернет в помощь, но на «Википедию» надеяться не стоит. Оттуда удобно брать разве что стартовые сведения, а дальше путь лежит к первоисточникам.
В этой книге сказано, что Цезарь перед смертью говорил по-гречески, а не на латыни. Тому, кто сомневается, имеет смысл заглянуть в «Жизнь двенадцати цезарей» Светония или в труды Плутарха и убедиться, что это действительно так.
Слушая хорошего рассказчика, стоит обращать внимание на то, как он выстраивает повествование; на лексикон, особенности речи, смысловые акценты и другие приёмы, с помощью которых рассказчик заставляет себя слушать. Личное обаяние, мимика, жестикуляция и всё, что выходит за рамки текста, к делу не относится. Можно пересказать кому-нибудь услышанную историю в собственной органичной манере и посмотреть, насколько хорошо это получится: будет ли собеседнику так же интересно слушать? В любом случае придётся записать рассказ, но не копируя чужие приёмы и чужую речь, а по-своему — так, как смыслы легли на слух и на душу.
За чтением хорошей книги стоит обращать внимание на то, как она сделана: как развивается сюжет, чем автор цепляет читателя, — и, конечно, на то, как он пользуется языком. Лёгок ли слог, выдержан ли стиль, расплывчаты ли фразы; насколько велики абзацы, каков баланс между косвенной речью и диалогами, насколько богат и разнообразен лексикон автора и его персонажей...
Собственный словарный запас будет постепенно увеличиваться. Время от времени имеет смысл при помощи онлайн-тестов устраивать себе проверки активного и пассивного лексикона. Количественные показатели не так важны: составители тестов редко раскрывают внутреннюю математику, и слишком доверять их оценкам не стоит. Важно, как изменяются результаты одних и тех же тестов. Если со временем происходит хотя бы небольшой рост или достигнутый высокий уровень держится на прежней отметке — значит, всё в порядке.
Язык писателя не исчерпывается словарным запасом: он с него начинается. Есть вполне успешные авторы, которые норовят вывалить на читателя весь толковый словарь, чтобы произвести впечатление. Трюк может выглядеть эффектно, и всё же использовать его — «ошибка выжившего» №45.
Не надо писать, стремясь к успеху за счёт количества используемых слов. «Слова следует не считать, а взвешивать», — говорил Цицерон, великий знаток языковых тонкостей. Значение имеет только то, что и как рассказано этими словами.
В начале 1980-х в Ленинградский педагогический институт поступил юноша, обладавший недюжинной памятью. Он учился на германском отделении, знал наизусть русско-немецкий словарь и развлекался тем, что ставил в тупик преподавателей вопросами о значении того или иного редкого слова. Но осваивать грамматику этот студент не спешил. Зная многие тысячи слов, он путался в простейших разговорных конструкциях, то есть не знал языка, не мог им пользоваться — и вылетел с первого курса.
Слова сами по себе большого смысла не имеют: это лишь языковые знаки. Слово стол не передаёт сущность того, что называется столом. Круглый он или прямоугольный? Деревянный или пластиковый? Сколько у него ножек — одна, три, четыре? Это письменный стол или обеденный?
Язык превращает знаки в систему. Движение от слов к языку — путь любого ребёнка, который учится говорить. Путь писателя, как считал Поль Валери, ведёт дальше — от языка к мысли, к сочинению увлекательных рассказов и к передаче смыслов с помощью языка. Это и есть литературный процесс.
В Средневековье благодаря развитию торговли сложились так называемые лингва франка — примитивные искусственные языки международного общения. Когда Британия осваивала Юго-Восточную Азию, тамошние жители стали говорить на пиджин — английском языке, упрощённом до предела.
Суровые рыболовы и торговцы зерном на границе России и Норвегии сотни лет использовали руссенорск, основанный на самых необходимых словах из русского и норвежского.
То же происходило по всему миру — везде, где контактировали носители разных языков. Искусственные или упрощённые языки были нужны для деловых переговоров. Литература занимается решением других задач и требует от языка заметно большей выразительности.
Разница между текстом, составленным из слов, и произведением художественной литературы такая же, как между штампованной бижутерией и ювелирным украшением ручной работы, — или, если вспомнить недавний пример, как между грубым слитком железа и тончайшими, точнейшими деталями для часов.
Каждый автор сам решает, быть ему литературным штамповщиком или ювелиром. Каждый сам решает, какого языка достойны его читатели. На этот счёт удачно высказался персонаж Ильфа и Петрова: «Кому и кобыла невеста».
Как работали над языком знаменитые авторы?
В первую очередь — много общались и много читали. Официально Шекспиром объявлен торговец шерстью из Стратфорда-на-Эйвоне. Противники этой версии приводят убийственный довод: в доме торговца не было книг. В его завещании перечислены кровати, содержимое гардероба, столовое серебро до последней вилки, любимый золочёный кубок и различные денежные суммы, но не упомянуты книги, хотя четыреста лет назад они стоили куда дороже, чем сейчас...
...и главное, без огромной библиотеки невозможно написать то, что написано Шекспиром. Надо было откуда-то взять цитаты из трудов по истории Древнего Рима времён Юлия Цезаря, обширные справки о порядках в датском королевстве Гамлета, подробности быта венецианского генерала Отелло и летописный рассказ про короля Лира. Больше трёх десятков историй, ставшие всемирно знаменитыми пьесами Шекспира, позаимствованы у других авторов. Куда девались их книги?
Однако кем бы ни был Шекспир, он ввёл в обиход, составил или придумал больше тысячи семисот слов. Около двухсот пятидесяти оказались настолько ценными, что используются до сих пор. Advertising, unreal, compact, import, successful, control, bedroom, useful, useless — это щедрое наследие великого драматурга.
Писатель, совершенствуя и обогащая свой язык, находит всё новые и новые приёмы его использования. Этим он способствует развитию культуры, развитию языка — и не только своего. Некоторые слова, созданные Шекспиром, например импорт, контроль, компактный, — благополучно закрепились и в русском языке...
...а у англоязычных читателей популярно женское имя Джессика. Впервые оно встречается в одной из самых известных шекспировских пьес «Венецианский купец». Упоминаний имени до 1596 года, когда была написана пьеса, исследователи не нашли, так что, похоже, и Джессику придумал Шекспир.
Михаил Ломоносов, помимо научной деятельности, успешно занимался литературой. Он придумал или ввёл в русский язык слова микроскоп, автограф, чертёж, градусник, атмосфера, маятник, созвездие, насос, полнолуние, нелепость, притяжение, кислород; он автор сочетаний земная ось, предложный падеж, гашёная известь, удельный вес — и это не всё.
Поэту Антиоху Кантемиру язык обязан появлением понятия вкус в одежде, самого слова понятие, а ещё — кризис, характер, критик, средоточие, деликатность и так далее.
Василий Тредиаковский обогатил россиян словами общество, гласность, искусство, вероятный, достоверный, благодарность, почтительность, беспристрастность...
Александр Радищев дал языку слово гражданин в значении «полноценный член общества».
Николая Карамзина приходится благодарить за русификацию слова кучер, близкого коучам, — и за промышленность, человечность, влюблённость, тротуар, благотворительность, вольнодумство, утончённость, ответственность, достопримечательность, подозрительность, общественность, общеполезный, трогательный...
Александр Шишков, страстный борец за чистоту русского языка, сгенерировал множество слов, из которых прижились единицы — например, лицедей.
Александр Пушкин тоже увлекался словотворчеством, но его неологизмы лучше не отделять от контекста. В романе «1814 / Восемнадцать-четырнадцать» рассказана история пушкинской эпиграммы:
За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно —
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно.
За издевательский неологизм Вильгельм Кюхельбекер вызвал автора на дуэль, они с Пушкиным стрелялись, и это едва не привело к трагедии.
Работая над своим языком, Пушкин старался не использовать в стихах букву [ф], называя её недостаточно русской. В сказках «О золотом петушке», «О мёртвой царевне и семи богатырях», «О попе и о работнике его Балде», в «Песни о вещем Олеге» и «Женихе» буква [ф] не встречается. «Сказка о царе Салтане» содержит единственное слово, которое начинается на эту букву, — флот. Правда, оно повторено трижды. В «Сказке о рыбаке и рыбке» тоже лишь одно слово с буквой [ф] — простофиля. В поэме «Полтава» два раза встречается анафема и один раз — цифра; больше слов с буквой [ф] там нет.
В прозе Пушкин был менее суров и пользовался всеми буквами алфавита по мере надобности. Придуманные им слова не вошли в русский язык, но на изменение литературного языка в целом он оказал колоссальное влияние.
Николай Гоголь обогатил язык словом халатность.
Критик Виссарион Белинский запустил в обращение понятия объективный и субъективный.
Журналисту Петру Боборыкину — земной поклон за слова интеллигент и интеллигенция, которые он регулярно использовал в своих статьях. Слова прижились, хотя полтора столетия не утихают споры об их точном значении.
Михаил Салтыков-Щедрин тоже не остался в стороне: с его лёгкой руки в русском языке существуют злопыхательство, благоглупости, головотяпство и мягкотелый.
Иван Тургенев ввёл в обиход слово нигилист.
Фёдор Достоевский — автор слов приживалка и стушеваться заодно с нестареющим сочетанием административный восторг.
Антон Чехов, кроме иронических неологизмов, уместных в тексте, но не за его пределами, подарил читателям своих писем словечко тараканить, обозначающее половой акт.
В начале ХХ века стараниями писателей литературный язык бурно развивался, и вместе с ним расцветало словотворчество как непрерывная череда лингвистических экспериментов.
Игорь Северянин утвердил в языке слово бездарь.
Корней Чуковский придумал канцелярúт — об этом уже была речь...
...а настоящее соревнование за первенство в количестве придуманных слов развернулось между Велимиром Хлебниковым и Владимиром Маяковским.
Правда, Хлебников не знал о том, что соревнуется: в отличие от Маяковского он был неазартен и просто экспериментировал с языком, доведя счёт неологизмам до умопомрачительных десяти тысяч.
Слова, придуманные Хлебниковым, обычно имели смысл только в контексте его произведений, как у Пушкина или Чехова. Но некоторые используются по сей день. Например, в 1915 году в стихотворении «Тризна» он впервые употребил слово лётчик. Сочетанием атомная бомба русский язык тоже обязан Хлебникову. Жаль, не прижилось очень точное определение — тухлоумцы.
Маяковский был плодовит на диковинные слова, но до Хлебникова ему далеко, и всё же в русском языке до сих пор мелькают дрыгоножество, в котором поэт обвинял балерину Кшесинскую, серпастый и молоткастый паспорт и задолицая полиция.
Александр Казанцев — академик, писавший фантастические романы, — ввёл в обращение слова инопланетяне и вертолёт.
Владимир Набоков поступил оригинально, перенеся слово пошлость из русского языка в английский. Писателя не устраивало, что у американцев нет слова, описывающего рекламу и образ жизни. А в интервью 1969 года он, сам того не подозревая, обогатил не только нынешний русский язык, но и языки всего мира, сказав: «Мне часто приходит на ум, что надо придумать какой-нибудь типографический знак, обозначающий улыбку, — какую-нибудь закорючку или упавшую навзничь скобку, которой я мог бы сопроводить ответ на ваш вопрос». Так Набоков предвосхитил появление смайлика.
Эксперименты с языком зачастую эффектны и порой эффективны, но делать их основой писательского творчества — «ошибка выжившего» №46.
Сергей Довлатов писал «Чемодан», «Заповедник» и «Филиал», стараясь избегать предложений, в которых слова начинаются на одну и ту же букву. Так он работал над своим языком, дисциплинировал себя и боролся с многословием, но не делал из приёма аттракцион...
...зато множество авторов только тем и заняты.
Например, они соревнуются в сочинении рассказов, где — вопреки методу Довлатова — на одну и ту же букву начинаются все слова. Можно вспомнить старинный школярский опус «Отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил...» и так далее. Можно — более свежую «Повесть про Петра Петровича»:
Пётр Петрович Петухов, поручик пятьдесят пятого Переяславского пехотного полка, получил по почте приятное письмо. «Приезжайте, — писала Полина Павловна Перепёлкина, — поговорим по-простому, помечтаем, потанцуем, погуляем, посетим полузабытый полузаросший пруд, порыбачим. Поскорее приезжайте погостить, Пётр Петрович».
Петухов порадовался. Предвкусил пикантное приключение. Почувствовав подъём, прикинул: «Пожалуй, поеду». Прихватил поношенный полевой плащ. Пригодится.
Поезд прибыл под Подольск после полудня.
Первым Петра Петровича приветствовал почтенный папа Полины, помещик Павел Пантелеймонович. «Пожалуйста, Пётр Петрович, положите плащ, проходите, присаживайтесь поудобнее», — произнёс папа.
Подошёл пузатый плешивый племянник помещика. Представился: «Порфирий Платонович Поликарпов». Потеребил пальцами полу пиджака, прибавил: «Просим, просим».
Появилась Полина. Полные плечи прелестной провинциалки прикрывал прозрачный персидский платок. Поговорили, пошутили, пошли пообедать. Повара подали пельмени, плов, пикули, печёнку, паштет, пирожки, пирожные, пол-литра померанцевой. Плотно поев, Пётр Петрович почувствовал приятное пресыщение.
После посиделок Полина Павловна пригласила Петухова прогуляться по парку. Перед парком простирался полузабытый полузаросший пруд. Прокатились под парусами. Потом пошли погулять по парку...
В том же духе можно строчить и дальше, пока не надоест. Но результат не имеет отношения к литературе: это фокус — текст из набора определённых слов. Форма без содержания.
Профессиональные авторы виртуозно пользуются литературным языком, совершенствуют мастерство, экспериментируют, изобретают новые технические приёмы и придумывают новые слова, когда им не хватает выразительности старых. Это именно эксперименты, а не самоцель: главное в писательстве — смыслы, вложенные в текст, а не лингвистические фокусы и не словесная эквилибристика на потеху толпе.
Не надо писать, делая основную ставку на трюкачество и превращая литературу в цирк — достойный, но совсем другой вид творчества.
Владение литературным языком позволяет мастерам доносить до читателей одну и ту же мысль при помощи разных слов — так, что это не выглядит ни подражанием, ни плагиатом. Например, у Шекспира в комедии «Виндзорские насмешницы» сказано:
Любовь бежит от тех, кто гонится за нею.
А тем, кто прочь бежит, кидается на шею.
Пушкин в романе «Евгений Онегин» сформулировал это по-своему, и новые слова ему не понадобились:
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей.
«Маленькие люди становятся великими, когда великие переводятся», — говорил Шекспир, а Станислав Ежи Лец открыл новую грань его мысли: «Чем мельче подданные, тем более велика империя».
Современный писатель вынужден развлекать читателей. Охотников до мудрых проповедей нынче мало. Но никто не мешает, используя возможности языка, упаковать серьёзные соображения в привлекательную обёртку и добиться понимания. Такая способность — один из признаков литературного мастерства, о котором говорил драматург Островский:
Голые тенденции и прописные истины недолго удерживаются в уме: они там не закреплены чувством. Сказать умное, честное слово не мудрено: их так много сказано и написано; но чтоб истины действовали, убеждали, умудряли, — надо, чтоб они прошли прежде через души, через умы высшего сорта, то есть творческие, художнические. Иметь хорошие мысли может всякий, а владеть умами и сердцами дано только избранным.
К числу избранных относился Михаил Жванецкий. На гастролях в Лондоне журналисты спросили, готов ли он выступить на английском языке. Жванецкий ответил: «Я, к сожалению, не говорю по-английски. Я очень много времени потратил на изучение русского языка. Мне приходится, извиваясь и приспосабливаясь, говорить по-русски, чтобы люди понимали не только то, что я говорю, но и то, что я хочу сказать».
Жванецкий видел разницу между использованием слов и созданием смыслов, которые передаются при помощи литературы.
Ивану Тургеневу было проще. Когда в 1879 году в Оксфорде он получал знаки почётного доктора гражданского права — как первый в мире беллетрист, надевший оксфордскую мантию, — дочь Уильяма Теккерея записала в дневнике: «Присутствие этого рослого русского среди прочих университетских гостей, весь его облик произвели громадное и неожиданное впечатление даже на тех, кто знал его только по имени. Он много и охотно разговаривал. Речь его отличалась большой задушевностью. По-английски он говорит прекрасно».
Университетское звание Тургеневу присудили с формулировкой: «За правдиво описанные картины жизни крестьян, сыгравшие чрезвычайно важную роль в отмене крепостного права в России». Писатель был понят. При этом слова имели второстепенное значение — на первый план вышли смыслы и язык, с помощью которого Тургенев донёс их даже до зарубежной аудитории.
Наконец, пора вспомнить музу Эриха Марии Ремарка — актрису и певицу Марлен Дитрих, которая говорила:
Что бы ты ни делал для своих детей, в определённом возрасте они тебя за это упрекнут. Единственное, на чём нужно настаивать, — на изучении иностранных языков. Это они тебе простят.
Такие знания заметно расширяют литературные возможности писателя. Не только Тургенев, но и большинство самых успешных российских авторов владели минимум одним иностранным языком. Пушкин вообще начинал писать стихи по-французски. Кудесник русского языка Венедикт Ерофеев говорил: «Если бы меня спросили, в какой язык я влюблён, то выбрал бы латынь». А русская проза Фазиля Искандера обязана звонким звучанием тому, что первым языком писателя был абхазский.
Языки взаимно обогащают друг друга даже на уровне примитивного лингва франка. Если же языковой обмен происходит в области литературы — на свет появляются свежие эпитеты, метафоры и грамматические конструкции, служащие украшением произведений лучших мастеров.
Что в итоге?
Следующее собрание «ошибок выжившего»:
№41 — ориентироваться на лишённых чувства языка;
№42 — недооценивать важность грамотности;
№43 — переоценивать значение филологической подготовки;
№44 — ссылаться на успехи авторов, которые пишут плохо;
№45 — злоупотреблять количеством слов;
№46 — делать основную ставку на языковые трюки.
Не надо писать по примеру профессионально непригодных: лишённому чувства языка нечего делать в литературе — так же как лишённому слуха и чувства ритма нет места в музыке.
Не надо писать неграмотно: издатели, редакторы и корректоры не бросятся спасать безграмотный текст — у нищих слуг нет.
Не надо писать в расчёте на то, что два-три гуманитарных образования автоматически повышают вероятность создания шедевра: книгу пишет автор, а не его дипломы.
Не надо писать, ориентируясь на успех пишущих плохо: неизвестно, чем они заплатили за свои публикации и в чём истинная причина их успехов.
Не надо писать, стремясь к успеху за счёт количества используемых слов: слова следует не считать, а взвешивать — подлинное значение имеют только смыслы.
Не надо писать, упирая на словесную эквилибристику: трюки лишь превращают литературу в цирк.
