Аким - Ведун из Лесогорья. Третья Часть
— А ну, хватит глазеть! — Бабушка Евдокия, заметив его беспокойство, сердито покачала головой. Она сидела за деревянным столом, перебирая сушёные травы и разлаживая их по стопкам. Тяжёлый запах полыни и чабреца наполнял комнату. — Ты бы лучше печь растопил да к Фёдору собрался. Уж и утро прошло почти!
Аким вздохнул, отводя взгляд от коридора, но все равно чувствовал, как где-то за его спиной, за пределами света, что-то незримо присутствует.
— Бабушка, — осторожно заговорил он, не прекращая своей работы. — А тебе ничего не показалось странным..., что то сегодня утром?
Евдокия подняла на него взгляд, её серые глаза смотрели спокойно, но в них мелькнула тень досады.
— Странным? — переспросила она, старательно перевязав пучок трав верёвкой. — Странно то, что внук у меня ходит, как сонный, и сам не знает, чего боится.
— Но записка... игрушка... — начал было Аким, но бабушка резко махнула рукой.
— Игрушка да записка! Что ты выдумываешь? Дом старый, да и ветром могло чего наделать. Ты бы лучше к Фёдору думал, а не голову себе чепухой забивал. — Она поднялась из-за стола и подошла к печи, проверяя рукой жар. — А теперь иди, внучек, не медли. Работу плотника не ждут, а ты должен учиться.
Она подвела его к двери, быстро набросив на его плечи тяжёлую шерстяную куртку. Её движения были резкими, как будто она торопилась, чтобы он ушёл.
— Но, бабушка... — попытался возразить Аким, но Евдокия не дала ему продолжить, мягко, но твёрдо подталкивая его к выходу.
— Нечего, внучек, болтать. Зима близко, а тебе ремеслу учится нужно. Плотник в деревне — человек важный, руки тебе за это спасибо скажут.
Когда он уже стоял на крыльце, она вдруг добавила, глядя ему прямо в глаза:
— И не крути головой попусту. То, что тебе кажется, — не всегда правда.
Аким хотел было спросить ещё что-то, но бабушка закрыла дверь, оставив его одного перед пустой тропой.
Тропа вела через лес. Аким шагал по лесной тропе, ведущей к дому плотника Фёдора. Утро было свежее, но уже не холодное. Над землёй клубился лёгкий туман, оставшийся после ночной прохлады. Влажные листья деревьев поблёскивали на солнце, которое только-только поднялось над верхушками сосен. Аким шёл по лесной тропе, уткнувшись взглядом в землю, и совсем не замечал, как вокруг медленно расцветает осеннее утро. Лёгкий ветер шевелил багряно-жёлтую листву, некоторые листья плавно опускались ему под ноги, смешиваясь с влажной землёй и россыпью хвои. Воздух был прохладным, напоённым запахом прелой листвы, смолы и лёгкой дымкой далёкого костра. Но ни утренняя свежесть, ни солнечные блики, пробивающиеся сквозь кроны, не могли вырвать его из мыслей.
Он снова и снова прокручивал в голове утренние события: странная записка, игрушка, бабушкина уклончивость. «Почему она ничего не сказала? — думал Аким, невольно сжимая кулаки. — И что это за шорохи? Она ведь точно что-то знает!»
Внезапно его размышления прервал грубый скрип двери. Подняв голову, он обнаружил, что уже стоит перед мастерской Фёдора. Большая, крепкая постройка из сосновых брёвен будто нависала над ним. Под крышей, у стены, покачивались связки инструментов, привязанных к столбам: пилы, топоры, рубанки. В воздухе пахло свежей древесиной, маслом и чем-то терпким, похожим на воск.
На крыльце стоял сам Фёдор. Высокий, с мощными плечами, он казался огромным рядом с тонкими соснами, окружавшими дом. Его взгляд под густыми бровями был тяжёлым, пристальным, словно смотрел прямо в душу.